Александр Иванов - Я грустью измеряю жизнь

И звоном напоминалась стужа,
Земли обнажилась краса,
Вдруг я из ниоткуда
Услышал простые слова:

«Если идёшь, человече,
То куда ты идёшь?
Ведь в суетном своём веке
Без дома своего пропадёшь».

Вот, кажется, сейчас, вот что-то будет,
Накроет нас бушующий вал
И что-то сбудет,
Разрушит мифы дня,
Перевернёт сознанье,
И на обломках знанья
Появятся иные имена,
Но нет, всё это было, было,
И истина, как сивая кобыла,
Всё брешет до утра,
А впрочем, друг, пора, пора,
Покоя сердце не просит,
Но нас неумолимо сносит
В ближайший омут забытья,
Где тайны, как сомы большие, бродят,
Но не поймаем их ни ты, ни я.

Я, наверное, скоро умру,
В путь далёкий пора готовить торбу.
Что я с собой возьму?
Только то, что не натрёт горба.

Светлую радость, кому помог,
Надежду близких во всём, что смог,
Души своей продвиженье
И, может быть, воскрешенье.

Я знаю, что буду светиться там,
Но не будет хватать мне света,
Там на земле без ответа
Будет лучшая из Прекрасных Дам.

Поэтому, Господи, я прошу,
Когда будет заканчиваться её жизни круг,
Следами путаными, как в порошу,
Дай телеграмму ей: «Не спеши, ждёт тебя твой супруг».

Там в звёздной тиши,
Где мороз пробежит по исчезающей коже,
Напоследок дайте мне прокричать:
— Я люблю её, Боже!

Кот к стене отвернулся,
Видимо, жизнь идёт не так,
А кто-либо знает правильной жизни такт?

Припев: Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

Мы меняемся в жизни,
Жизнь меняется так и так,
И если тебя разлюбили — полный крах.

Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

Если тебе показалось —
Жизни твоей наступил крах,
Это не значит, что понесли твой прах.

Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

Живые не знают правильный такт,
Мёртвые ничего не знают,
Просто лежат вот так.

Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

В наших душах мерзлота,
Может быть, мелодия не та?
А вокруг-то красота, красота.

Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!

Тра-та-та, тра-та-та,
Вот мелодия та,
Тра-та-та, тра-та-та,
Мы возьмём с собой кота.

Всё! Словно пистолет плюнул пулей в воду,
И сразу в полотнище времен вонзился миг,
Как будто непонятное мне измененье Вуду
Раскрыло горла моего неизмеримый крик.

Последних мыслей всплеск, как блики мозга,
И тело стучит, как брошенный пятак,
А в сущности, и жить уж невозможно,
Но тело не хочет признать это никак.
Я против этого, пропади оно пропадом,
Чтобы тело цеплялось за жизни кромку.
Я бы хотел, как бы это сказать… походя
В измеренье другое перейти без ломки.

Когда-нибудь в осенний тёплый вечер
Мы, может, встретимся с тобой,
Непроизвольно вздрогнут плечи,
В работе сердца вдруг возникнет сбой.

В душе раздастся хор,
Обрушатся воспоминанья,
И под дирижёрской палочкой в одно касанье
Сойдут снега с высоких гор.

Наверное, сказать мне легче,
Что будто я тебя любил,
Но, в сущности, в один весенний вечер
Мой ангел образ твой сотворил.

И было то сотворенье мне уроком,
Чтоб дать, потом отнять,
Чтоб с жизнью я определился сроком
И знал, что мне ещё страдать.

Когда-нибудь окончится печальная страда,
Страданья листьями осенними опахнут,
Былые увлечения окажутся обманом,
Не будет лишь обманом надпись на могиле: «Никогда».

Крымск! Словно чуждое рыло
Из смеси горя и ила,
Мирную жизнь разрушило вдрызг.
Дети, старики и животные,
Сможете ли подать ноту вы,
Если погибли и не можете поднять головы?
Кому подать, кому понять?
Ездят, летают, лезут в души без мыла,
А собственные души бескрылы.
Прилетели, погундели, вроде бы при деле.
Горе над Крымском, никто его не рассеет.
Горе стоит над всей Рассеей.
Окстись, Россия, воспрянь от сна,
Ведь сколько было крымских уроков
И сколько будешь ты терпеть уродов,
Стремящихся к власти без конца?