Александр Иванов - Я грустью измеряю жизнь

Жил в одном шотландском городке человек по имени… сейчас посмотрю в свою записную книжку, она мне чётко назвала его имя и фамилию… ага, вот, человек, которого звали Джон Маккрогер. У этого Маккрогера была собачка по кличке Бобби. Собачка неопределённой, пёс его знает, какой породы, но это и не важно для нашей истории. Она была очень предана хозяину. Куда тот ни пойдёт — она за ним. Ждёт его у входа в паб, супермаркет или просто лежит у скамьи, когда хозяин отдыхает в парке.

И вот пришло время, когда Джон Маккрогер умер, но Бобби продолжала ходить по их прежнему маршруту. Она некоторое время сидела у входа в паб, супермаркет, потом лежала у привычной скамьи в парке, спать же она шла на могилу Маккрогера. Наблюдая за всем этим, жители городка прониклись любовью к Бобби, жалели её и подкармливали. Не знаю, сколько это продолжалось, но в один из дней смерть пришла за Бобби и забрала её. Жители городка организовали похоронный фонд, с почестями похоронили Бобби рядом с могилой её хозяина, а ещё через некоторое время на могиле собачки появилась ограда, скамьи и великолепно сделанное надгробие в виде огромной чаши, в которой постоянно стояли цветы с длинными стеблями. У основания чаши крупными буквами была выбита надпись, которая гласила: «Мы любим тебя, Бобби!» На маленькой надгробной табличке Джона Маккрогера, пониже дат рождения и смерти, белой краской маленькими буквами было приписано: «Хозяин Бобби».

Пришла как-то жена одного человека домой радостная, сияющая и говорит ему:

— Смотри, что я купила!

Занесла в комнату огромный свёрток и поспешно сняла с него упаковку. Перед ним предстала ваза. Надо сказать, что она ему сразу не понравилась: крутобокая, аляповатая, какого-то жёлто-зелёно-болотного цвета и, самое главное, несуразного размера: на стол поставить — велика, на пол — мала.

— Ну как? Правда она похожа на амфору? — восхищённо спросила жена.

Но, дабы не портить ей настроение, ответил:

— Ну что, хорошая ваза, нормальная ваза.

Сам же про себя подумал: «Господи, какой же дурак может делать такие вазы? — и по законам логики продолжил: — И какой же дурак их покупает?» Видя его хинное выражение лица, жена подытожила:

— Ты просто ничего не понимаешь.

С этого дня отрицательное притяжение к вазе стало нарастать. Она человека раздражала. Хотелось обзывать её всякими словами. И он её обзывал, благо никто не слышал: «Камфара ты недоделанная, чебышка тупая!» Чем бы он ни занимался, ваза притягивала к себе его внимание, она как бы дразнила: «А вот я такая, и ты ничего со мной не сделаешь!»

Вскоре негативное отношение к вазе достигло накала.

— А вот сейчас, — шипел про себя тот человек, — буду проходить мимо и «нечаянно» — толк ногой, ты — вдребезги!

И вдруг он понял: «Всё, ваза меня доконает!»

Он сел, расслабился, внимательно посмотрел на неё и спокойно сказал:

— Ваза, а зачем ты мне нужна? У меня свои интересы, у тебя — свои.

С тех пор она перестала для него существовать. А через несколько дней он как будто впервые её увидел и отметил для себя: «В общем-то, ваза ничего, даже интересная линия! И этот неопределённый цвет рождает такие романтические ассоциации».

Человек поехал в лес, набрал всяких веточек-палочек, поставил их в вазу, и она как бы зажила новой жизнью. Когда к ним приходили гости, он с нетерпением тащил их в комнату и восклицал:

— Нет, вы посмотрите, какая ваза!

И вот однажды, когда он вернулся с работы домой, с горестным выражением его встретила жена и похоронно сказала:

— Случилось несчастье. Твоя любимая ваза разбилась. Я нечаянно споткнулась об неё…

— Где она? — взревел человек и, узнав, что она в мусорном ящике во дворе, стремглав помчался туда.

Он собрал осколки вазы, бережно отнёс их домой, склеил «Моментом». Потом поставил в вазу веточки-палочки, перенёс вазу на её место, и она зажила прежней жизнью.

Выехал с бригадой на дорожное происшествие. На перекрёстке толпа, снующая, но молчаливая. Лица растерянные. В середине толпы на тротуаре девушка. Лежит полубоком, правая нога поджата, левая вытянута, лицо закрыто рассыпавшимися волосами и как бы прижато к асфальту. Одежда в пыли, не теле ссадины. Полусогнутые руки вытянуты вперёд, ногти до половины вошли в асфальт…

Она видела только его голову и плечи. Голова с плечами как будто плыла среди людей, а люди с их лицами и заботами смазывались, стирались, становились подвижными штрихами, фоном. Видна была только его голова и плечи. И они уходили всё дальше от неё. Вот голова с плечами, его голова, его плечи (!), вместе с толпой и в то же время независимо от неё перешли перекрёсток, и неверие её, нежелание поверить в эту действительность сразу перешло в страх, в страх, что эта голова, его голова с плечами исчезнут навсегда! Она рванулась к дороге, но уже ринулись машины. Гладкие, блестящие, они монотонно, неумолимо скользили и скользили по асфальту. Она с тревогой переводила взгляд с одной машины на другую, даже считала их. Затем посмотрела на противоположный тротуар и увидела, что его голова, его плечи ещё плывут среди толпы, их ещё видно, но они исчезнут, вот-вот исчезнут раз и навсегда. По дороге скользили чудовища, холодные, твёрдые, равнодушные. Голова с плечами начала скрываться, как будто нырять, потом всплыла опять, но уже на короткое время. Изнутри её тела ударной волной просквозило отчаяние, и она уже не чувствовала своего тела, не слышала шума, ничего не видела: ни этих чудовищ, ни людей. Она видела только его голову, его плечи. Выбежала на дорогу, и её сразу ударило чудовище чуть поменьше других — мотоцикл. Она отлетела, как мяч от биты, и упала. Но боли не чувствовала. Она и здесь, на асфальте, видела только его голову, его плечи. Поднялась и рванула вперёд, но чудовища как будто ждали её на дороге, как будто специально дежурили для этого. Длинное чёрное чудовище поддело её своим лбом и снова бросило на асфальт. Она закрутилась на асфальте и замерла. Уже были видны ссадины на лице её, теле, и кровь, и пыль. Это был конец. Но она неожиданно сразу вскочила на ноги и помчалась вперёд. Туда, только туда, где его голова, его плечи! Бежала стремительно, как вспышка! Она уже почти добежала до тротуара, оставался, быть может, один шаг, но другое чудовище зацепило её боком и выбило тело на тротуар, на тот самый, к которому она стремилась…