Александр Иванов - Я грустью измеряю жизнь

Мозг постоянно выискивал объекты для работы, и она её скрупулёзно, бездушно выполняла. Часто можно было видеть её склонённой над землёй, в руках тяпка с длинным держаком, и она методично машет и машет ею, не поднимая головы. Даже когда отрывалась от земли, тяпку из рук не выпускала, а так и ходила с ней по участку, как будто бы носила личное оружие. Не найдя работы на своём участке, она переходила на соседний и работала там.

С соседями по даче не разговаривала, почти не разговаривала. Разговоры казались ей никчёмными и нелепыми. Иногда она на приветствия не отвечала, делая вид, что не слышит, а иногда и в самом деле не слышала, и люди оставили её в покое, только сочувственно смотрели на неё.

Не разговаривала она и с собаками, коих было множество за оградой, когда кормила их; не разговаривала и с кошкой, которая давно прибилась к дому. Она помнила, она знала, что всех этих животных любил покойный муж, но это знание не вызывало никаких душевных движений. Да и сам муж больше представлялся ей в виде застывшей фотографии или портрета.

Одним утром, когда солнце ещё не выжарило ночную прохладу, во время работы на участке она вздрогнула, как будто услышала что-то. Она медленно с тяпкой в руках пошла за калитку, затем вернулась, прислонила тяпку к забору и, опять же, медленно пошла по дороге к реке. Вскорости её догнал чёрный коротконогий пёс с острыми ушами, который и раньше любил сопровождать её на прогулках. Около берега дорога поворачивала влево, к пляжу; вправо, в лес, уходила рыбацкая тропа. Она в нерешительности остановилась, но пёс юркнул на тропу в лес, и она пошла за ним.

Прохлада леса начала окутывать всё тело, и вместе с этим душа её стала наполняться невыразимой тревогой и ожиданием. Пёс нетерпеливо бежал впереди, время от времени останавливался и смотрел на женщину, как бы проверяя, идёт ли она за ним.

Через некоторое время они подошли к небольшой поляне. Широкий край поляны уступами заканчивался у воды. Это было самым любимым местом рыбалки мужа. Она замерла в тени у начала поляны, и взор её остановился на залитом солнцем уступе, где обычно в ожидании клёва сидел муж. В голове начали мелькать обрывки, отпечатки воспоминаний и, как в мозаике, составлять картинку прошлой жизни.

Она изображает лошадь и, прицокивая и подпрыгивая, несёт на плечах внука; тот машет веткой, кричит и понукает; позади бежит чёрный пёс и громко лает, досадуя, что не может достать внука. Вот таким весёлым клубком они выкатились на поляну. Муж её, они немудрено называли его «дедом», успел только радостно поприветствовать их, и сразу началось нечто невообразимое: зазвонил колокольчик, требовательно, нетерпеливо, дед бросился к снастям и вытащил рыбину на песок, она бьётся, прыгает, чёрный пёс возбуждённо, азартно лает, прядёт лапами на рыбу, бегает кругами, хватает внука за рукава, от волнения коротко хлебает воду в реке и опять бегает, лает.

Внук же серьёзно оценил ситуацию и коротко бросил деду: «Дай удочку!» Дед дал ему хворостину. Внук подошёл к берегу, опустил её в воду и стал ждать. Лицо сосредоточено, только мельком взглянет на деда с бабой, на рыбу, коротая вновь и вновь появлялась на берегу, на шумящую собаку и вновь продолжает терпеливо своё занятие. Подумать только! Недавно ему исполнилось три года, а он уже решил отделиться; решил открыть свое дело! Но надолго внука не хватило — пёс своими наскоками сбил его серьёзность. Внук побежал за псом, потом пёс за ним, запутали снасти на берегу, дед кричит, колокольчики звонят, внук верещит, собака лает, и этот весёлый гвалт, казалось, доставал до самого неба…

С улыбкой воспоминаний она смотрела на поляну, и та не казалась ей пустой, как будто поляна, прилегающие к ней деревья, река, воздух стали очищенными и наполнились потаённым смыслом. Она даже не решилась выйти из леса, боялась нарушить что-то.

Ни ветерка, ни дуновения… и вдруг одна из веточек вербы начала медленно покачиваться из стороны в сторону, по глади воды побежала рябь, и всё опять замерло в выжидающей тишине. На поляну выскочил невесть откуда взявшийся пёс, напряг свои острые уши и в возбуждении начал оглядываться на женщину, как бы спрашивая: «Нет, ты видела? Ты видела?»

Она вышла на освещённую солнцем часть поляны, разделась донага, закрыла глаза и начала впитывать ласковое тепло солнца всем телом, и хотелось, чтобы это продолжалось ещё и ещё. Затем она медленно вошла в прозрачную прохладу воды, кожа её стянулась, тело стало упругим, обновлённым, и со дна её души как бы начали бить чистые и радостные источники.