Алексей Кобленц - Полное лукошко звезд

Сегодня выпал снег. Это дело надо отметить отключением в башке рецептора недовольства зимой. Собой неудовольствие тоже не рекомендуется по причине… Да и без причины — тоже! Че теперь — всем довольным заделаться? А сегодня выпал снег — белый, чистый, разумный. Вот учишь вас, дураков, учишь — братики, все во благо! Дык ведь нет: хрю-у — зима, му-у — надоела… Ага — надоела, не успев начаться… А посмотришь на меня, дурака, посмотришь — сегодня выпал снег… Белый, чистый, разумный… Хорошо-то как!

Крестик номер раз. Сколько ж мне самому тогда годочков?.. Лето. Мой хромоногий папаня ругается на временнУю задержку обряда. Да качественно так ругается, по-настоящему, со знаком качества… Что не через слово, то знак! Но, правду сказать, занимается он этим за оградой храма. Значит, какие-то все же критерии блюлись… Хоть так. И то хорошо. Ах, дескать, служители культа, так их и разэтак, затягивают начало обряда. Давай бы уж скорее, чтоб побыстрее к столу! Отметить крестины внука. Видали — первого внука от старшего сына крестят! Ругается… Кричит… Пусть его покричит… Ему ведь умирать — сейчас не могу сообразить — то ли этим, то ли следующим летом… Вот и считайте — мне 10—11 лет. И я — крестный отец своему крошечному племяннику — сыну сводного брата. Крестная — моя мама. Ей умирать еще не очень скоро, поэтому все еще хорошо. Понимаешь, все умирают! И еще одно тоже следует очень правильно понимать — все живут! Ушедшие живут в нас, в нашей памяти. Живут! Даже подчас живые живут в нашей памяти по-другому, иначе, чем живут на самом деле… Живут — так, а мы видим — иначе. Потому что наша память, наше восприятие может розниться с правдой. Выходит, мы подчас ошибаемся. Не ошибайся! Пожалуйста. Постарайся понимать и воспринимать все правильно! Я не очень хороший, даже совсем поганый крестный-отец не только тебе одному. И мне стыдно. Очень. По всем критериям. Господь таких не прощает. Скорее всего — не прощает, и от осознания Его непрощения, вечного непрощения, тяжело и невыносимо смотреть на сегодняшнее солнце. Что мне? Только просить за тебя и за себя, только молиться за тебя и за себя. Молюсь. Прямо сейчас. Как умею. Что мне?..

Крестик номер два-с. Ты была совсем еще крохой с ангельским именем. Страшное дело — эгоизм. Я абсолютно не помню своей кумы, а значит — твоей крестной-матери! Не удивляйся, дитя! Я подчас и сам себя не помнил в своих затянувшихся безумиях. Так зачем меня «назначили» твоим крестным-отцом? Для чего-то это было сделано и, все же, наверняка было сделано не одними людьми — нашими близкими. Значит — так надо! Видимся редко. Не знаем друг о друге практически ничего. Это я виноват! Даже и не спорь! Господь выбрал тебя мне в крестницы и этим же самым указал чуть ли не пальцем на безусловную мою греховность. Он переложил своей светлой дланью мою бездуховность на понятие твоей сущности. Вот она! Бери! Созидай! А я не вижу, все больше и больше занимаясь собой, собой и собой… Вот и думать обо мне не надо! Знать меня не надо! Просто помнить?.. А с какой стати?.. Тоже, видимо, не надо. Я не зову и не прошу тебя ни о чем. В честь какого праздника ты должна помнить обо мне? Но я думаю, я каюсь, я молюсь… И снова выходит, что больше-то о себе! Страшное дело — эгоизм! Ведь только Он один думает обо всех нас! А мы?.. Я опустошаюсь этими моими бесконечными думами и поисками! Я распят с самого рождения способностью видеть правду! Ах, зачем?.. Зачем мне этот «туберкулез»?.. Зачем я так глубоко ныряю, ежели вовсе не умею плавать?.. Вот поэтому и тону… И тону… Господь тебя храни! Прости…

Ну и три-с — крестик. Однажды, довольно уже давно, гуляя с собакой и вальяжно покуривая вечернюю сигаретку, я повстречал случившегося тут же молодого человека с глазами, полными слез… Выяснилось, что убивается он по безвременно умершему своему сыночку трех дней от роду… Подумай — он же его не знал совсем, потому что не успел узнать как следует! От того ли скорбь? Не узнает он этого своего сына и дальше, не вырастит, не проводит и не встретит, не назовет, не позовет ласково по имени… От того ли слезы? Безысходность. Кара. Одиночество — точечное такое, но ничуть не малое… Ты сейчас понимаешь меня? Я ведь тогда предупреждал твоих милых родителей, что нет, мол, нельзя меня тебе в крестные! Очень уж много у меня грехов! И что же? Папа сказал, что мои грехи им вполне подходят и чуть ли не импонируют! Чудаки они. Просто добрые и милые чудаки! А ты какой? Мы не знаем друг друга совершенно! Смешно — я вовсе не тешу себя надеждой ни на наше знакомство, ни на факт твоего ознакомления с этим, тэк скэть, материалом. Смешно! Эгоизм — великая вещь! Выходит дело — сам перед собой отчитываюсь. Или перед Богом? Ты с Ним встречался? Я ничего не знаю! Я только молюсь о тебе — вот, пожалуй, и все, что я смог для тебя сделать… Это и много и ничтожно мало одновременно. Спаси и сохрани тебя Господь. А у меня нет никаких оправданий!