Элиф Батуман - Идиот [litres]

Вернувшись домой, мать объяснила, что миссис Оливери перенесла удар. Она разозлилась на другую миссис Оливери, когда та содрала с нее десять долларов за задержку с квартплатой. В ту же секунду позвонили в дверь. Это оказалась миссис Оливери – та, у которой не было удара. Она принесла пирог. Мать сделала милое лицо.

– О, спасибо! – поблагодарила она. – Вы зайдете? – Пирог оказался почти целиком из глазури.

Мать сказала, что мне нужно что-то делать с волосами. На выходных мы поехали в Нью-Йорк к ее стилисту. Опять пошел снег, но тут же выглянуло солнце, было градусов семнадцать, и снег сразу растаял. Ничего реального больше не существовало; всё завершилось. У парикмахера Джерарда были баки на щеках, жилетка в тонкую полоску и бодрый смех. Он сказал, что ему нравится, когда волосы невозможно заставить лежать.

– Они не ложатся безответно, а возвращаются в свое положение. Вот на что это похоже. Готов спорить, они повторяют хозяина. Бьюсь об заклад, ты тоже не будешь просто лежать .

Мой дух был сломлен. Чего от тебя там ждут, кроме как лежать? Что мои волосы знают такого, о чем неизвестно мне? И почему гей выдвигает гипотезы о моем сексуальном поведении? Это лишено всякого смысла. Джерард тем временем жаловался на музыку. Он говорил, что раньше у них играла стоящая музыка, типа Сантаны, а сейчас крутят сплошного Криса Айзека. Стрижка у меня вышла совсем короткая.

Я вернулась в университет в субботу накануне начала занятий. Поезд шел почти пустым. Названия станций в Коннектикуте проводник перечислял с усталым скептицизмом, словно ему не верилось, что их может быть столько. « Саут -Сэйбрук. Сэйбрук- Рэйстрак . Сэйбрук. Оулд -Сэйбрук. Норт -Сэйбрук. Сэйбрук- Фоллз ».

Иван так и не написал. Я позвонила Ральфу, но трубку никто не снял. Потом позвонила Светлана. Тот вечер и весь следующий день мы провели вместе – гуляли по Массачусетс-авеню и, перейдя мост, по Бостону. После передышки у «Тауэр Рекордз» мы двинулись по Ньюбери-стрит. Заглянули в бисерную лавку. Светлана не видела ничего особенного в том, чтобы в Бикон-Хилле [30] Бикон-Хилл – престижный исторический район Бостона. пойти в лавку и спустить почти двадцать долларов на бисер.

Вернувшись к Светлане, мы слушали купленные ею диски – альбом Джони Митчелл Blue и «Страсти по Матфею» Баха – и делали бусы, периодически демонстрируя их друг другу и сравнивая. Светлана объясняла, как ее бусы характеризуют ее, а мои – меня, я же думала, как женщины испокон веков – наверное, сколько существует цивилизация – нанизывали бусины на нитки, тростинки или на что там еще. Потом я задумалась, всегда ли это были женщины? Может, в древности бусами увлекались и мужчины. Хотя сегодня трудно представить парней, которые, рассевшись в креслах-мешках, слушают Джони Митчелл, примеряют бусы к шеям друг друга и болтают о Светланиной сестре. В моей душе жило беспокойство: не поэтому ли женщины никогда ничего не добьются, что мы постоянно так или иначе осаживаем себя.

На каникулах Светлана навещала сестру в художественной школе. Она застала ее сидящей со скрещенными ногами на кровати в крохотной общажной комнатке, прихлебывающей один и тот же еле теплый кофе, который каждые два часа разогревала в микроволновке, и мастерящей из мелких палочек артишок. Артишок был обязательным заданием для всех первокурсников. На предыдущей неделе они все делали туфлю из проволоки.

Саша, их мать, хочет отправить сестру к русскому целителю, человеку, который рисует мистические картины ночного неба. Одна из картин висит в ее, Сашиной, спальне. На картине одинокая балалайка проплывает мимо полной луны.

Вернувшись к себе, я в электронной почте нашла только письмо от матери, где в строке «Тема» было написано: нашествие муравьев.

Пришлось провести мини-дезинсекцию. Я выбросила соседский пирог, муравьи бы, наверное, огорчились, но их теперь тоже нет.

Увидев утром в папке входящих имя Ивана, я едва не расплакалась. Это напомнило мне одну пытку из книжки, где после истязаний твои тюремщики последовательно возвращают тебе чувства и ты настолько им благодарен, что рассказываешь всё.

Солнце, писал Иван, встает. За его окном светофор совершает колебания между красным и зеленым. Время от времени мимо проезжает машина, вот и сейчас проехала. В русском языке для описания этой машины – и других машин – требуются глаголы движения с префиксами – как несущественна эта премудрость! Иван только что закончил проверять работы студентов, одногруппницей которых я так и не стала, а через час у него поезд в Йель. Завтра – Калифорния. Солнце уже встало, а он еще ничего не успел. Судьба преподносит подарки, не заглядывая в свою книгу.