Элиф Батуман - Идиот [litres]

Пробудилась я в половине третьего. Сознавая, что в ближайшие часы заснуть уже не удастся, я натянула спортивные штаны и спустилась в компьютерный зал. Его освещали только огоньки автомата с кока-колой и космические заставки на экранах. Я опустила в автомат монетку, и оттуда выкатилась банка, словно тело – к подножию лестницы. Холодная и колючая диетическая кола – в моем теплом розовом горле. Я окончательно продрала глаза и села за компьютер.

Дорогой Иван, написала я.

Я преподаю ESL в социальном центре. Вместо «The paper is white» ученик говорит «Papel iss blonk». Я его понимаю, поскольку лично присутствовала при рождении этой фразы. Но как преподаватель английского я потерпела фиаско. Сейчас я – переводчик с языка, которым владеем только мы с ним. Я так устала и такая злая! Почему именно я должна всё это расшифровывать? Почему мне не приходят простые, понятные сообщения?

Я не поняла твое письмо про алкоголь. Оно вообще об алкоголе? Или о других неприятных вещах, которые перестают казаться неприятными, как только верх берет стремление к экспериментам? Почему вертиго – это не страх, а желание упасть? Почему тогда просто не прыгнуть? Я не понимаю, зачем ты мне всё это рассказываешь.

Но очень хочу тебя понять.

Когда я вновь проснулась, шел снег. Русский я проспала. Но на философию языка успела. В тысячный раз на доске появилась всё та же бледная надпись: Высказывание «Снег белый» является истинным, если снег – белый . Весь класс машинально повернул голову в сторону окна.

Я подумала об Иване и ощутила сожаление и стыд. Зачем я написала, что хочу его понять? Зачем мне вообще его понимать?

Студент, который только что задал вопрос, сидел в забавной позе: колени и лодыжки скрещены, руки сложены на груди, локти стоят на парте, пальцы сплетены, словно всё его органическое существо стремится стать жареным «хворостом».

– В смысле, – говорил он, – если мы возьмем эту питтсбургскую группу по противодействию онтологическому кризису …

Некоторые в классе засмеялись. Неужели они не понимают? Каждый хочет получить то, чего не имеет. Даже этот юноша – светлая голова, мозги, всё при нем – даже он хочет быть жареным «хворостом». Да, разумеется , оборотная сторона желания – это страх.

Я начала пользоваться юниксовской командой «finger» [27] Палец ( англ .). , которую раньше всегда избегала, – меня отталкивало само слово, да и функции ее мне казались постыдными: она показывает, когда и с какого компьютера в последний раз входил в сеть другой юзер. Однажды в три ночи я залогинилась, набрала finger varga, и через пару секунд компьютер ответил: On since 02:43:10 [28] «В сети с 02:43:10» (англ.). . Увидев, что Иван – в сети, я успокоилась и отправилась спать. Мне приснился человек изысканнейших манер по имени Фил Лэнг, у него были шикарные волосы, и я ему не нравилась. Он оказался философией языка [29] Имя Phil Lang состоит из греческого корня «phil», «любящий», и сокращенного английского «language», «язык». .

Дорогая Селин!

Есть такой текстовый редактор, называется emacs. Чтобы выйти из него, нужно нажать Ctrl-x, а потом – сразу же Ctrl-c. Если случайно в него войдешь, то без этих Ctrl-c Ctrl-x выйти не сможешь. Разумеется, можно вызвать «Помощь», Ctrl-h, это несложно, и если еще раз нажмешь Ctrl-h, то прочтешь, как этой «Помощью» пользоваться. Но из экрана «Помощи» выйти просто так теперь не получится. Нужно совершить поиск по «Помощи», чтобы узнать, как вычистить данные из буфера и убрать ее с экрана, но сперва тебе потребуется найти в «Помощи», как войти в поиск. Лучше всего эту «Помощь» распечатать. Ты получишь десять страниц мелким шрифтом в две колонки – «Клавиши» и «Функция». В левой колонке будет сочетание клавиш (Ctrl-ctrl и т. д.), а в правой – функции («вырезать и удалить выделенный фрагмент», «удалить предложение» или даже «преобразовать sexpr»).

Этот (или эта?) emacs много чего умеет, но чтобы этой штукой пользоваться, нужно выучить тайный язык. Говорят, Microsoft Word – для детей, а emacs – Бог; экран просто дрожит под твоими руками. Главное – выучить функции клавиш. Я уже почти выучил, и мне страшно. А вдруг всё, чему я научился, ограничено тремястами ударами по клавишам? Захочу ли я учиться дальше?

С беседами – то же самое.

Текст про редактор я пробежала лишь мельком, но на строчке про беседы бег изрядно замедлился. Я не верила своим глазам. Перечитывала снова и снова. Ты задала мне конкретный вопрос, он выходит за рамки некоторых границ. Он писал, что рад, поскольку ему и самому хотелось бы пообщаться со мной голосом, но он опасается, как бы наш разговор не обернулся очередной банальностью по означенным причинам, которые уже сами по себе делают этот разговор банальным. Встретив меня теперь на улице, он поздоровается и пойдет дальше, поскольку – а я чувствую, что это так (отвергнув все рациональные доводы) – поскольку устная речь развеивает мифы, она слишком бесхитростна, она – капкан. При разговоре я буду просто нажимать на клавиши с парой соответствующих функций…