Лорен Уолк - Волчья лощина

Тоби на секунду замялся:

— Не надо. Кошелёк с ключами в пальто остались.

Тоби уже стоял на коленях, когда папа спохватился:

— Как, говорите, ваше имя?

— Джордан, — бросил Тоби.

Это было похоже на правду.

Кто-то успел привезти Гленгарри. Все трое едва дышали со страху. Мать Бетти, в городской одежде, с завивкой, выглядела нелепо. Увидев, что мужчины выстроились в затылок, взялись за верёвку и медленно опускают Тоби вниз головой в дыру, мать Бетти издала короткий жалобный крик. Дубовая ветка наклонилась, но было ясно — выдержит. Да и верёвка, хоть и тёрлась о кору, обещала не подвести.

Перебирая руками, мужчины понемногу, дюйм за дюймом, отпускали верёвку, пока из колодца не донеслось приглушённое «Стоп!».

— Стоп! — повторил констебль и замахал рукой, чтобы было видно в конце цепи. — Он до неё добрался! Не шевелитесь!

Все замерли. Верёвка подрагивала. Мне представилось: вот Тоби, удерживая фонарик под подбородком, обвязывает Бетти верёвкой. Из колодца донёсся его голос, но слов я не разобрала.

— Говорит, нельзя продеть верёвку ей под мышки, — перевёл констебль. — Она в плаще запуталась. И плащ стащить нельзя — тогда она с трубы сорвётся.

Папа принялся светить в колодец.

— Он решил, лучше без верёвки. Лучше просто на руках её вытащить.

— Обхватить-то её можно, Джордан? Обхватить, спрашиваю, получится у вас? — закричал констебль, нависнув над колодцем.

Последовала долгая пауза. Верёвка дрогнула. Мужчины стали тянуть её обратно. Тогда-то мы и поняли, насколько серьёзно пострадала Бетти. Из-под земли донёсся её вопль. Никогда я ничего похожего не слышала. Старая миссис Гленгарри металась вдоль ряда спасателей, кусала пальцы. Я хотела молиться — и не могла. Не было у меня права Бога о милости просить. Бог эту милость уже явил — нашептал: «Не дикобраза ты слышала!» А я что? Я до упора отмалчивалась.

Тогда-то, в миг осознания, что молитва моя — фальшивка, я начала понимать и кое-что ещё. А именно — почему Тоби всюду таскает тяжеленные ружья. Верёвка загудела, как струна.

— Крепче держите! — скомандовал констебль.

Стал на колени. Тоби кричал что-то неразборчивое. Констебль поднял голову, сказал папе:

— Она застряла. Скорее всего, когда плащом за трубу зацепилась, её к противоположной стене отбросило. А там, оказывается, ещё одна труба. Повыше первой. И Бетти на эту трубу напоролась.

Папа весь подался к констеблю:

— Как это — напоролась?

— Да как бабочка на булавку! В плечо ей обломок трубы этой ржавой вонзился.

Я закрыла глаза. Поняла: никогда больше не стану переживать из-за пустяков. Никогда. Страшно, надрывно закричала Бетти.

— Это он её с трубы снимает, — пояснил констебль, и тут же крикнул: — Приготовьтесь! Сейчас их двоих потащите!

Когда верёвка спружинила, а дубовый сук закачался под новым грузом, мужчины, несмотря на предупреждение, вздрогнули, как единый организм.

— Тянем! — скомандовал констебль. — Осторожно!

Он семафорил руками, а спасатели тянули, всё тянули, бесконечно долго. Но вот показались сапоги Тоби, затем — колени, затем весь он как бы выплыл из омута в световое пятно, прижимая к груди и шее бесформенный комок сырых тряпок, спутанных волос, посиневших губ и подкорюченных, каких-то кукольных ног. В этом комке зловеще выделялся овал. Это было лицо Бетти — настолько бледное, что принадлежать живому человеку оно просто не могло.

Бетти уложили в полицейский фургон, в прицеп, на груду пальто и курток. Она была в сознании, но в любую секунду могла впасть в забытьё. Когда её зубы начали выбивать дробь, я снова поймала себя на мысли о диком звере. Я сама слышала и видела: сурок вот так же клацает зубами в надежде отпугнуть собаку. Я ущипнула себя под подбородком: прочь, наваждение, прочь!

Мистер Гленгарри укрыл внучку своим пальто. Я заметила: ярко-жёлтый плащ надет на Бетти наизнанку, тёмной подкладкой кверху. Представила: вот она пробирается через Коббову падь, вот входит в коптильню, чтобы подкинуть Тоби проволоку. Я снова себя ущипнула и отвернулась.

В грязи и мраке невозможно было определить, насколько сильно пострадала Бетти. Одно все понимали: надо отвезти её в больницу, и поскорее. Вокруг раны, нанесённой ржавой трубой, плоть вздулась и отливала жуткой зеленью. Пальцами рук Бетти кое-как шевелила, а вот ноги её лежали будто ватные.

— Она переохладилась, вдобавок слишком долго пробыла без движения, — сказал папа. — Может, ей просто надо согреться.