Я улыбаюсь, вспомнив Джека с его рюкзачком. Он упрямо отказывался отдать его мне и сам его носил, хотя тот был слишком для него велик.
– Это правда. Он всегда любил летать.
– Помнишь, как мы летели на Крит? Ему еще разрешили посидеть в кабине перед взлетом?
– Еще бы. Его счастью не было предела.
Анна собирается что-то сказать, но тут появляется официант и расставляет перед нами заказанные блюда: маленькие сэндвичи с креветками, кориандром и эстрагоном; говядину в соусе чили; причудливо сервированный салат из папайи. Анна молчит, словно решила, что и так слишком разоткровенничалась. Мы начинаем есть, и я задаю ей вопрос, который давно не дает мне покоя:
– Почему ты решила написать мне на форуме?
Она откусывает маленький кусочек от крабовой котлетки, тщательно пережевывает и, вытерев губы салфеткой, отвечает:
– Ну, во-первых, я боялась, что ты и правда покончишь с собой. – Она кладет вилку на стол и, наморщив лоб, как делала раньше, когда размышляла над кроссвордом, продолжает: – Но вообще-то все немного сложнее. Думаю, в глубине души я надеялась, что ты будешь на чем свет стоит клясть свою жену – или бывшую жену, неважно. Тогда я бы окончательно убедилась в том, что ты мерзкий тип, и перестала бы думать о тебе.
Анна улыбается и пьет вино, и на мгновение мне кажется, что мы перенеслись в прошлое: сидим в одном из кембриджских ресторанчиков, а впереди – целая жизнь…
– Слышала бы меня сейчас Лола – она бы мне устроила, – хихикает Анна. – Она считает, что я не в меру откровенна… Как бы то ни было, мой план провалился – ты меня ни разу не оскорбил, писал обо мне только приятное и так искренне раскаивался… Но была и еще одна причина, почему я поддерживала эту переписку. Мне нравилось с тобой общаться. Нравилось, как ты описывал свои чувства, объяснял свои поступки. Я всегда любила наши разговоры. Помнишь, когда-то мы могли болтать часами? Лежали в кровати и болтали до поздней ночи. Вдвоем… В общем, как я уже сказала, мой план потерпел крах, и, наверное, именно поэтому я здесь.
Я чувствую, что сейчас разрыдаюсь. Чтобы сдержаться, сжимаю кулаки так крепко, что ногти впиваются в ладони.
– Прости меня, – бормочу я. – Прости за то, что вел себя как скотина, что отвратительно обращался с тобой…
– О Роб, – говорит она, – необязательно постоянно извиняться. Я все понимаю, правда.
– Нет, обязательно, – упрямо возражаю я, и на глаза наворачиваются слезы, – мне жизни не хватит, чтобы вымолить у тебя прощение.
Лицо Анны становится суровым.
– Если еще хоть раз скажешь «прости» – я встану и уйду, а ты будешь оплачивать счет!
Угроза подействовала – я даже тихонько рассмеялся:
– Спасибо тебе за то, что так добра ко мне. Я этого не заслуживаю.
– Это точно.
Она награждает меня еще одним суровым взглядом, а потом улыбается, сменив гнев на милость. Некоторое время мы сидим в тишине, пьем вино и воду и собираемся с мыслями. Первой молчание нарушает Анна:
– Скажи мне, ты помнишь, что было после смерти Джека?
– Не особо, – отвечаю я. Мне стыдно и страшно от ее вопроса. Какие еще гадости я успел натворить? – Если честно, я почти ничего не помню, все как в тумане.
– Ты знал, что я каждый вечер заводила будильник на двенадцать или час ночи и вставала, чтобы проверить, как ты?
Я молчу, не осмеливаясь взглянуть на нее.
– Я боялась, что ты захлебнешься собственной рвотой или случится еще что-нибудь ужасное. – Она делает паузу, в течение которой изучает выражение моего лица. – Я говорю это вовсе не затем, чтобы пристыдить тебя, Роб. Хотя ты всегда именно так и думал. Нет, Роб, у тебя был нервный срыв, ты был действительно болен, и я не знала, что мне делать. Я старалась тебе помочь, убеждала тебя обратиться к специалисту, нашла хорошую клинику – но ты стоял на своем. И тогда я сделала то же, что и ты, – ушла в себя, закрылась в своем маленьком мирке, в котором были только моя работа и мои глупые детективы. А потом ты стал больше пить, и мы начали постоянно ругаться. Ты кричал про клинику, про то, что я бесчувственная, что не надо трогать комнату Джека… Господи боже, сколько же мы из-за нее спорили. Ты без конца обвинял меня в том, что я выкинула все его вещи, и это стало последней каплей.
Я смущен и не знаю, что ей сказать. Единственное, что я помню, – это горы коробок и сумок в коридоре.
– Но я думал, что мы и правда все выкинули.
– Роб. – Она наклоняется вперед и смотрит мне в глаза. – Ничего мы не выкидывали. Ничего. Однажды я убрала пару вещей – просто потому, что мне было больно постоянно их видеть, – а ты, решив, что я начала избавляться от памяти о Джеке, принялся на меня орать. Но у меня даже в мыслях такого не было. Все его вещи я забрала с собой – перевезла в Джерардс-Кросс, к Лоле. Они до сих пор там, на чердаке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу