Тадеуш Ружевич - Избранное

— Извините, туалет здесь?

— Да, здесь, — отвечала вторая девушка, брюнетка. Она была в белой нейлоновой блузке с такими короткими рукавами, что видны были даже темные волосы под мышками. — Но пока прошу туалетом не пользоваться… мы скоро кончим, через минуту заходите, — продолжила брюнетка. Она тоже была и изящная, и молодая, только не такая хорошенькая, нос у нее был крупноват и к тому же блестел.

— Извините, — сказал я и вернулся обратно с твердым намерением минут через пять проследовать в том же направлении.

Вообще-то, конечно, можно и потерпеть… Тем более что я направлялся в туалет скорее из любопытства, чем по нужде. Я снова занял свое кресло, а Ядзяк все еще вытирал брюки, теперь уже ладонью. Наши подносы были убраны. Потом Ядзяк лихорадочно что-то искал. Вынул кожаный бумажник, быстро обшарил его кармашки, словно проверяя, на месте ли содержимое, и на мгновение затих. Затих в гробовом молчании. Пригладил ладонью волосы, вытер вспотевшее лицо. Теперь это был совсем другой человек, мало напоминавший того, которого я видел пятнадцать минут назад, и совсем не похожий на того, кто двадцать минут назад энергично пожимал мне руку со словами: «Моя фамилия Ядзяк». Он по-прежнему был подвижен, но при этом словно бы обмяк. Движения его стали более плавными, он не казался таким резким и угловатым, как в начале путешествия. Может быть, он мне улыбнулся, а впрочем, кто знает, не уверен.

— Я в служебной командировке, — начал Ядзяк. — Завтра у меня встреча с нашим торговым представителем, в общей сложности я пробуду здесь дней пять, и надо же, чтобы такое случилось. Правда, для официальных визитов у меня есть еще костюм, так что ничего страшного, светлый я захватил на случай жары. Но с ним дело дрянь… брюки-уже подсохли, а пятно — вот пожалуйста — и теплая вода не берет. Если бы я смог прикрыться плащом, но, как нарочно, поехал в одном костюме. И вовсе не из-за погоды. Хотя вроде бы дождей быть не должно. Я хочу купить болонью, говорят, там она стоит гроши. И вот так не повезло, неизвестно, высохнут ли брюки до посадки. Переодеться в самолете я не могу, одежду сдал в багаж, хотя сумку вполне мог оставить, в ней и восьми-то килограммов нет, не то что двенадцати. Я хочу купить плащ на месте, а командировочных выдали мало, только на гостиницу и на питание. Но еда у меня с собой.

Извинившись перед Ядзяком, я снова направился за занавеску в туалет. Минутку в нерешительности потоптался у дверей, они открывались внутрь. Впервые в жизни я очутился в парившей над облаками уборной. Все это было для меня своего рода новинкой — хотя и унитаз, и маленький умывальник напоминали аналогичное устройство в поезде. Я справил малую нужду и, нажимая по очереди то руками, то ногой на разные педали, спустил воду. Затем маленьким ароматичным кусочком мыла вымыл руки и вытер их висевшим тут же рядом на крючке полотенцем, эдаким обычным домашним розовым полотенчиком. Признаюсь, что с той самой минуты, когда я по ступенькам поднялся в самолет, я испытывал какой-то особый подъем. Сам факт, что я впервые в жизни лечу самолетом, условия, в которых я оказался на аэродроме сразу же после досмотра, подействовали на меня каким-то странным образом: это был я и вроде бы не я. Поскольку ученым я не являюсь, то могу объяснить все это чисто по-житейски, как человек — я отлично отдаю себе в этом отчет — весьма заурядный, у которого, правда, были когда-то другие планы… Но к делу это не относится… Во всяком случае, мне стало ясно, что даже такая мелочь, как полотенце, способна повлиять на наши мысли и самочувствие, а может — пусть только на минуту, — изменить наше отношение к действительности. Туалет раскачивался вместе со мной. Я взглянул на свое отражение в зеркале. Увидел землисто-желтое лицо. Глаза красные, как у кролика. Я еще раз промыл глаза, вытер лицо и вышел из туалета. Все же для середины мая одет я чересчур тепло. Эти дурацкие рубашки с жестким воротником, галстук. И зря я надел под низ майку. С этими мыслями я плюхнулся в кресло, закрыл глаза. Сиденье быстро нагревается, шерстяные брюки «припекают», тело горит. Главное — переодеться. В чемодане у меня летние тиковые брюки, удобные сандалии. Но мне не хотелось в таком виде ни садиться в Варшаве в самолет, ни вылезать в Риме. Лимоны тоже в чемодане. Кто знает, может быть, я и вздремнул малость — глаза у меня закрывались сами собой, и все вокруг стало безразлично. Почти всю ночь думая о предстоящем путешествии, я не сомкнул глаз. От волнения у меня даже в горле пересохло. По расписанию самолет отправлялся утром, в десять сорок. Но мне сказали, что на аэродроме надо быть за час до вылета, стало быть, в девять сорок. Автобус отъезжает на аэродром в девять с минутами, бюро путешествий тоже неподалеку от дома. Минут десять на такси. Но я терпеть не могу спешки. Во-первых, такси можно ждать пять минут, можно полчаса, а бывает — и вовсе не дождешься. Чтобы дойти с двумя чемоданами до стоянки, тоже нужно время. Ночью я то и дело просыпался, все утешал себя, что, если не удастся сесть на автобус, можно поймать такси — пожалуй, это даже удобнее. Но нервы были так напряжены, что уже в три часа мне показалось, будто пора вставать. Будильник я, на всякий случай, поставил на семь, с запасом. Если я опоздаю, билет будет недействителен. Пропадет. Деньги возврату не подлежат. Поэтому автобусом надежней, он рейсовый, и в случае опоздания будет отвечать водитель и бюро путешествий. Самолет, не дождавшись автобуса, не полетит. А у такси много преимуществ, но, что ни говори, это дело ненадежное; в случае накладки ни шофер, ни авиакомпания не отвечают. Нет, нет, с такси связываться не стоит. От долгих размышлений я очень устал и даже разволновался. Часа в четыре я снова заснул. Но сон был недолог, и, открыв глаза в очередной раз, я убедился, что спал всего десять минут. Сны мои были настолько связаны с путешествием, что, проснувшись, я страшно удивился. Ведь я уже спускался вниз с чемоданом, на лестнице открывал его, проверял, все ли на месте. Сон мой был настолько реален и конкретен, что я твердо помнил, как доставал из бумажной сумки два больших лимона. Во сне я вставал, брился, проверял паспорт, билет, деньги.