Этгар Керет - Внезапно в дверь стучат

И все это время полисы разлетались с головокружительной скоростью. Он работал все лучше и лучше. Теперь, добиваясь сделки, он нередко обнаруживал, что плачет. Слезы возникали из ниоткуда. В результате встречи укорачивались. Ошри плакал, извинялся, а клиенты немедленно говорили, что все в порядке, и подписывали. От этих слез он чувствовал себя немного жуликом, хоть они и были самыми искренними слезами на свете.

Пробка на шоссе Геа

В один прекрасный уик-энд, возвращаясь с дочкой из киббуца, от родителей жены, они проехали мимо двух смятых в гармошку машин. Те, кто ехал впереди, притормаживали, чтобы рассмотреть аварию, и жена сказала, что это отвратительно и что так себя ведут только в Израиле. Спавшая на заднем сиденье дочка проснулась от сирены скорой помощи, прижалась лицом к стеклу и стала смотреть, как укладывают на носилки залитого кровью человека без сознания. Она спросила, куда его повезут, и Ошри сказал, что его повезут в хорошее место. Туда, где есть цвета, запахи и вкусы, которые и представить себе невозможно. Он рассказал ей об этом месте, о том, как твое тело там не имеет веса, и о том, что, поскольку ты ничего не хочешь, все просто сбывается само. Там нет никаких страхов, и даже боль, если ей случается возникнуть, не терзает тебя, а оказывается просто еще одним ощущением, и за возможность его испытывать ты благодарен. Он все говорил и говорил, пока не перехватил возмущенный взгляд жены. По радио сообщили о пробке на шоссе Геа, он снова глянул в зеркало и увидел, что Мейталь улыбается и, прощаясь, машет человеку на носилках.

Моя девушка, когда кончает, кричит «Илан». Не один раз, а дофига. «Илан-Илан-Илан-Илан-Илан!» Это совершенно окей, потому что меня и правда зовут Илан. Но иногда мне хочется, чтоб она что-нибудь другое сказала. Неважно что. «Любимый». «Порви меня». «Перестань, я больше не могу». Даже просто «мама». Что-нибудь другое, связанное с ситуацией. Что-нибудь, способное передать более конкретную эмоцию.

Моя девушка учится в колледже на юриста. Хотела в университет, но ее не взяли. Она собирается заниматься договорным правом. Есть такая вещь — юрист, который занимается только договорами. Не встречается с людьми, не ходит в суд, только сидит целыми днями и всматривается в строчки на бумаге, как будто весь мир ими ограничен. Когда я снимал квартиру, она пришла со мной и в мгновение ока поняла, что хозяин пытается надуть нас в каком-то пункте договора. Я бы в жизни не обратил внимания, а она его раскусила за секунду. Ум у нее острый, как японский нож, у моей девушки. А как она кончает. В жизни я такого не видел. Летит во все стороны, дичает прямо. Как будто ее током бьют. И такие у нее спазмы начинаются, в лице, в шее, в ступнях. Словно все ее тело пытается сказать «спасибо» и не знает как.

Однажды я спросил ее, что она говорила, когда кончала с другими мужчинами, до меня. А она посмотрела на меня с удивлением и сказала, что со всеми она, когда кончала, говорила «Илан». Только «Илан». Я уперся и стал расспрашивать, что она говорила с теми, кого не звали Илан, а она задумалась на секунду и сказала, что никогда не трахалась ни с кем, кого бы не звали Илан. С двадцатью восемью мужчинами она была, включая меня, и всех их, как подумаешь, звали Илан. Сказав это, она замолчала.

— Нехреновенькое совпадение, — буркнул я. — Или ты их просто так отбираешь, своих Иланов.

— Может быть, — задумчиво сказала она, — может быть.

С того дня я стал обращать больше внимания на окружавших меня Иланов: этого, который из банка; бухгалтера; того, который всегда сидит в нашем кафе и просит оставить ему спортивный раздел газеты. Я ничего не делал с этими знаниями, просто мысленно ставил пометку: «Илан + Илан + Илан». Потому что в глубине души я знал, что когда дела пойдут под откос — если пойдут под откос, — причиной окажется один из них. Странно, я так много рассказал вам о моей девушке и даже не сказал, как ее зовут. Как будто это вообще не имеет значения. А и правда не имеет. Разбуди вы меня среди ночи, что я вспомнил бы о ней в первую очередь? Этот ее полуизумленный взгляд, когда она вот-вот заплачет; ее задница; прелестная привычка говорить, как маленькая девочка: «Я хотела тебе что-то рассказать» — прежде чем поделиться тем, что взаправду ее взволновало. Она прелесть, моя девушка, просто прелесть. Но иногда я сомневаюсь, что эта история хорошо кончится.

Квартирного хозяина, который пытался нас надуть, тоже зовут Илан. Мерзкий пятидесятилетний мужик, получивший в наследство от бабушки целое здание на улице Вормайза и в жизни не знавший никакой работы, кроме как собирать чеки с жильцов. У него голубые глаза, как у летчика, и блестящая серебристая седина, как у Авиху Бен-Нуна [28] Авиху Бен-Нун (р. 1939) — израильский государственный и военный деятель, одиннадцатый командующий Военно-воздушными силами Израиля. . Но он не летчик. Когда мы подписывали договор, он рассказал, что весь срок службы просидел в Црифине на какой-то транспортной базе. Его только три года назад перестали вызывать на армейские сборы. Я случайно узнал, что он ее трахает. Если бы она не посвятила меня в эту историю с Иланами, я бы даже не заподозрил ничего. Когда я застукал их у нас дома, он был одет и сидел в гостиной, сказал, что зашел проверить, не разносим ли мы его недвижимость. Но когда он ушел, я надавил на нее и она созналась. Но безо всякого чувства вины. Таким, знаете, сухим тоном, как будто оно само собой разумеется. Так говорят, что пятый автобус не идет до станции «Северный Тель-Авив». А едва признавшись, она сказала, что хочет меня кое о чем попросить. Она хочет сделать это один раз втроем. Он и я. Она даже готова пообещать, что после одного раза больше с ним не увидится. Она просто хочет однажды почувствовать в себе сразу двух своих Иланов. Он наверняка согласится, этот похотливый лентяй, она точно знает, да и я в конце концов соглашусь, потому что я люблю ее, правда люблю.