Дмитрий Пригов - Места

Доехал до Котельнича — думаю, что заработал звание заслуженного деятеля этого пространства

Доехал до Генгасово — ой, ой, ой, не дай Бог, обнаружат

Доехал до Глазово — ой, ой, обнаружили, бегут с колами и уключинами страшными, дикие, безжалостные

Доехал до Балезино — воочью явлено некое странное видение с провалами, дыханием смрадным, простирающимся во все стороны — Ты о Балезино? — Да при чем тут Балезино? Тут ужас старости!

Доехал до Кеза — полегчало, полегчало, заслужил чайка с сахаром

Доехал до Менделеево — думаю, что вполне заслужил какого-либо влиятельного поста, положения, по всяком случае

Доехал до Курьи — заслужил всего, ну, буквально всего, что ни на есть и в мировом масштабе

Доехал до Перми — Господи, спасения заслужил!

Не надо принимать это все за какую-нибудь там мистику. Это простые картинки быта, подсмотренные заинтересованным и внимательным взглядом. Ну, все это, может быть, немного подсушено на огне утопии и интеллигибельной страсти. Но все это увидено из окна седьмого этажа девятиэтажного дома в Беляево. Все это развивалось на припорошенных снегом пространствах, убегавшим от моего подъезда в неведомые, терявшиеся за горизонтом, западные дали в направлении садившегося солнца, впрочем, по зиме так и не встававшего даже. Вот вам эти картины.

Однажды пришла Россия к Смерти и спрашивает: Как жить будем? — На пять! — отвечает Смерть

А ведь пять — цифра сложная. Если, например, от пяти отнять 2, то вот и получится 3

Еще раз пришла Россия к Смерти и снова спросила: Как жить будем? — та посмотрела на Россию — не понимает видимо. На 4 с плюсом! — отвечает

А ведь четыре с плюсом — цифра — и не совсем цифра даже. Если от нее отнять один и прибавить девять с плюсом, то почти 13 получим, или, вернее 12 с двумя плюсами, которые и деть-то некуда

А вот пришла Смерть к России и говорит: Как же это? — Россия смотрит, понимает и говорит: Это тебя в каком смысле интересует? — В смысле значения нуля!

Так ведь нуль цифра почти несуществующая. Вернее, сверхсуществующая, т. е. если прибавить к ней что-то или вычесть — то она как бы обманно является. А вот если прибавить нуль — тогда и есть все как надо

Но потом уже Смерть в виде России к России является и спрашивает: ну, а теперь как же? — а Россия не может ответить себе самой даже в осмысленном виде Смерти, не может ответить и противоположное, но только подтверждает оценку.

А вот если взять цифру –1, то ее можно и прибавить к чему угодно, а она во всем сама по себе остается

А вот приходит Россия в виде Смерти к Смерти и спрашивает: Что, будем жить? — а Смерть признает ее как чистую незамутненную удвоенность и отвечает: Тебе я честно, как себе, отвечаю 7.

Так ведь цифра 7 равна 63, т. е. если перевести на позиции букв русского алфавита С (19) + Е (6) + М (14) + Ь (24) = 63

Но потом они приходят раздельно друг к другу, т. е. Россия к России, а Смерть к Смерти, но спрашивают одно, и отвечают одно: 25!

А что значит 25? ну, если разделить на пять, то пять и получится. Если отнять 2, то 23 получится. Если отнять 10, то 15 получится. Если отнять 16, то 9 получится. Если прибавить 7, то 32 получится. А если прибавить 10 и отнять 35, то и 0 получится

А вот под конец ко мне приходят и спрашивают: Жить будем? — Будем, будем, девки вы мои родные!

А цифра простая — она есть их два, плюс один я — вот и три. Да и плюс все остальное — вот и четыре. Да плюс Бог — вот и пять

Почему бы не предположить, глядя из состояния нынешних дел и непрозрачности всех каналов центрального сообщения по большой России (учитывая отпадения бывших национальных республик), что кончился большой культурно исторический эон Российской империи. И всякое перенапряжение сил в направлении поддерживания структуры, не наполняемой уже живой кровью, костенеющей и непластичной, только увеличивает напряжение и давление на изъеденные коррозией конструкции. Конечно, не дело поэзии заниматься разрешением подобных проблем, но рассматривать культурные и историософские аспекты общественной жизни, ее провалы и взлеты — вполне в традиции, и не только русской, литературы и ее страдающих, сострадающих и обуреваемых деятелей.