Макс Неволошин - Срез

Тиша читает мысли. «Эка невидаль, — скажет кто-нибудь, — все кошки читают мысли». А вот и не все. И не так. Утром в постели я делаю три гимнастики. Лицевую, дыхательную и кошкотерапию. Первые две иногда забываю. Последнюю — никогда. Укладываю Тишу на себя и выглаживаю — от ушей до хвоста. Она включает моторчик. Славная минута… Наступает, однако, момент, когда я думаю: «Сколько ни тяни, а вставать придётся». Не шевелюсь, молчу. Только думаю. Тиша поднимается и уходит.

Бывает, смотрим с женой кино, либо читаем. Мелкая исчезла. Не произнося ее имени, говорю:

— Кое-кого давно не видно.

Из-за дивана появляются круглые глаза.

— Чего?

А то уставится в пространство и застынет. Зрачки узкие, как шпильки. И выцеливает что-то, будто муху на стене. Только мухи нет, вот какая фишка. С кем она там переглядывается? И где это, собственно, — там?

Иногда мы с Тишей гуляем в парке. Она — на шлейке и поводке. Встречные люди улыбаются. Собаки теряют дар лая.

Недавно читаю — закончилось исследование. Якобы кошки не тоскуют в разлуке с близкими людьми. Особенно — если сытые. Далее злобные реплики кошатников. «Что они понимают, шарлатаны! У них самих-то кошки есть?! Наша Муся за пять этажей узнает шаги отца, царапает дверь. Он войдет — махом на плечо ему. И обнимает… А наш Васенька, если мамы долго нет, прямо заболевает. Ищет ее везде, плачет. На еду — ноль внимания…»

Однажды мы надолго уехали из дома. Тишу устроили в пансионат. Пять звездочек: чисто, свежо, двухэтажные вольеры. Изысканное общество. Весь отпуск думали: что если забудет нас?.. Явимся забирать, а она скажет: «Хххх! Кто такие?» Тогда же я увидел сон. Снилось, что нашу кошку подменили. Отдают дымку вместо рыжей, хотя сходство в лицах есть. Что за ерунда? Куда вы Тишу дели?? «Это ваша — убеждают, — такое случается иногда…» От беспокойства я проснулся.

Явились, заходим… Тиша не сменила масть, однако как будто уменьшилась в размерах. «Это за мной, — кивнула она британцу слева, — пока, морда». Махнула хвостом двум русским голубым: «И вам, сестры, не хворать». На людях мы держались чинно. В машине стало ясно — Тиша нас более чем узнала. У нее голову снесло от радости. Безумица носилась по салону зигзагами. От жены — ко мне, потом на заднее сидение. И снова к нам, оставляя повсюду шлейф золотых волос. Не чесали, бездельники, — подумал я. Внезапно Тиша испустила победный крик: «Уррмяурр! Это моя семья! Мы едем домой! Господи, мамочка, как же я соскучилась!!»

Она бросилась жене на шею и страстно укусила в щеку. Авто едва не увело на встречку, по которой мчался грузовик.

— Обалдели?! — взвизгнула жена. — Забери немедленно!! Чуть аварию не сделала…

— Зато бы умерли все счастливые, — выдохнул я, отдирая приемную дочь от мамаши, — а главное, в один день.

«Что тебе прислать, сынок?» — мамин голос в трубке снова звучал как чужой. Тихо, едва ли не грустно. Хотя речь шла о моем юбилее. Сорок лет вроде бы. Говорю «вроде бы» не из кокетства. Я запретил себе думать о возрасте. Настолько успешно, что подолгу сомневаюсь, заполняя всякие анкеты. Любая цифра больше тридцати кажется мне подозрительной.

Зеркал я избегаю, бреюсь на ощупь. Близорукость — опять-таки плюс. А если мельком отразится чья-то унылая физиономия, так это мой старший брат. Я всегда хотел старшего брата.

— Здорово, — он всматривается, якобы давно не виделись, — как сам?

— Я-то хорошо. А вот ты?..

— Да болею…

— Чем?

— Всем понемногу.

— Пить бросай. И жрать. И пластику сделай наконец. Щеки вон развесил как сенбернар.

— Да пошел ты! — он поворачивается спиной. Уходит.

И пусть катится. Не о таком брате я мечтал.

«Сынок» — не мамина лексика. Это она к пенсии расслабилась. Раньше не выносила телячьего сюсюканья. «Болтать о чувствах легко, — говорила она, — настоящее проверяется делами. Только делами». И она со мной натворила этих дел. Полжизни разгребаю.

«Часы. — неожиданно ответил я. — С механическим заводом. Здесь таких нет — все на батарейках. А там у вас может остались…» И сразу понял, откуда это. Родители подарили мне часы на окончание института. Я с ними работал в двух школах. А перед третьей — обронил, кажется, в Ялте. Правда, необходимость в них тогда отпала. Учитель чувствует время — плюс-минус три минуты, даже бывший. Хотя я думаю, что бывших учителей не существует. Как например бывших шпионов. В каком-то смысле учитель — тоже шпион. Иногда проснусь ночью и знаю, что на дисплее 3:33. Или 4:44. Смотреть тошно…