Дмитрий Пригов - Мысли

Художник не должен придавать своим произведением значение метафизической истины, и в этом отношении даже в своей нравственности он не должен выходить за пределы ригористичности, потому что начинается путаница служений и начинаются властные амбиции. Тогда искусство становится не искусством, а средством для власти или для подавления. Художники были при дворе ремесленниками, но в разные времена их по-разному уважали: кого-то называли божественным, кого-то подмастерьями, но они понимали, чем они занимаются. В конце XIX века при ослаблении власти церкви, в политику и во властные структуры хлынуло egalite, огромное количество людей, не подготовленных и не предназначенных для этого, началось дикое спутывание служений. Вдруг большинство художников возомнило себя сначала духовными вождями, потом политическими вождями и прочее, и начались их непомерные претензии, что тут же сказалось на выспренности стиля, извращении, — на всем, что угодно, сказалось, поэтому мне представляется, что профессионализм художника — это не только умение рисовать, это и культурная вменяемость . Долгое учение и долгое смирение над листом позволяет понять зоны своей обязанности, зоны тебе позволительные и непозволительные как художнику. Это очень сложное понимание не только способов рисования, живописи, но и способов истинного существования художника в жизни. А у человека, который приобщен к очень сложно построенным искусствам, развиваются органы ощущения многомерности пространства. Это очень важно, потому что сначала изучают многомерную систему, а следующий этап — уже художнический, когда разрабатывают модули переходов. В конце концов, многомерную систему можно спроецировать на двухмерную, потом ее снова развить, если у тебя есть понятие многомерности, есть модули перевода — вот их ты должен развить.

Существует мнение, что художник, когда он занимается рисованием, он все время занимается тем, что трехмерное пространство кодирует в двухмерное, соответственно, в двухмерном пространстве привыкает обнаруживать трехмерное пространство. А поскольку мы живем в трехмерном пространстве, то если мы умеем в двухмерном пространстве видеть трехмерное, то, соответственно, и в трехмерном мы можем увидеть большее количество измерений. Но вообще-то мы живем в четырехмерном пространстве, оно — время. Конечно, медитация, обучение — это время — очень четко включаются в рисование, но есть еще мерности, которые не есть мерности нашего объективированного мира. Например, когда я говорю, что черное есть некая сила тайны, поглощающая белое, это же мерность, она не относится впрямую к нашей ориентации в мире, но там полно мерностей, ощущение которых дается нам не посредством вестибулярного аппарата, и ощущение времени старения, но мы имеем отношение с множеством мерностей, которые в поп-, рок-музыке не существуют, потому что это очень гедонистическое искусство, направленное на телесность, которое ощущает себя в трехмерности.

Я рисую все время; что значит все время? — каждый день, без каких-либо перерывов. У меня было два инфаркта. Я лежал в реанимации и спросил порисовать, а мне доктор сказал: «Нельзя». Я сказал, что, если я не буду рисовать, я буду нервничать, и он мне разрешил. Я рисую каждый день, то есть каждую ночь, точнее, с 10 или 11 вечера до 5 утра, даже здесь, в Питере. Во всех гостиницах, в дороге — везде у меня с собой рисование, и я рисую. И в этом отношении сам процесс рисования уже есть тип художественного поведения как тип художественно произведения . Это очень важно. Есть понятие трудоголик — это имеет малое отношение к людям, занимающимся медитацией. Человек, занимающийся каждодневной молитвой или медитацией, он не трудоголик, это то, что называется modus vivendi — это и есть жизнь. Многие вещи, которые я сейчас рисую, они впрямую не относятся к школьному пониманию академического рисунка, но это есть изводы из академического рисунка. Я, например, рисую так называемую суперграфику, большие рисунки по несколько метров, составляемые из маленьких. В чем смысл? Почему составление из маленьких, а не на большом листе? Дело в том, что на листе можно рисовать, но это не качественное рисование. Рисунок должен быть размером не больше стола, чтобы локоть имел опору, а кисть, свободно ходя, могла покрыть это расстояние при локте, упертом на стол, поэтому больше размера А3 (42×29 см) рисовать можно, но бессмысленно. Это не тот тип рисования, где можно серьезно и четко рисовать. На стене можно — быстро углем или сангиной, но это есть форсированный рисунок. Вообще чему очень важно учиться — это не форсировать, самое опасное — быстро закончить. Вот рисунок маленький, у меня нормальный листочек 29×21, я рисую месяц, каждый день, и это не есть монотонное, расхлябанное рисование, это интенсивное рисование, но половина энергии должна уходить, на то, чтобы не дать себе распуститься.