Дмитрий Пригов - Мысли

Прежде всего, мы берем лист. Лист квадратный и плоский. В этом отношении лист есть некая плоскость — проекция сложно строимого многомерного мира на этот квадратный, плоский лист. Естественно, многомерный мир не может устроиться на листе полностью, — мощность листа гораздо меньше мощности мира. Но мы можем найти топологически сходные пространства, то есть с некими провалами подробностей этого мира, мы можем запечатлеть некие основные структурные элементы, структурные пересечения плоскости, — вообще, некий образ, обедненный образ действительности, — и реализовать на этом листе.

Этот лист квадратный, соответственно, у него не может быть равнозначности углов, поскольку это структура иерархическая, как правило, академический рисунок — это лист, укрепленный в нынешней информационной европейской культуре. Это лист так называемой пропорции А4, это значит 29×21— вот это вот сечение — поэтому лист всегда вертикальный. Надо заметить, что европейская культура, идущая от религиозной культуры, она, конечно, вертикальная, она отображает вертикально построенный мир. В принципе надо сказать, что личность по вертикали перемещается волею креатора, то есть небеса — земля — преисподняя, а по горизонтали личность движется собственной волей, поэтому точка зрения метафизическая — она вертикальная, то есть не дать изображаемому предмету ускользнуть за пределы как бы своего свободного передвижения некачественного по горизонтали в мире. Белый лист — это изначально наша позиция, куда мы пытаемся через себя проецировать мир.

Второе фундаментальное основание академического рисунка — это старая идея взаимоотношения макрокосма и микрокосма. Человек — это микрокосм. Основное изображение академического рисунка — это, естественно, человек. Академический рисунок — это изображение фигуры стоящего человека.

Есть портреты, но в портрет транспонируются все те же самые проблемы. В портрет не может транспонироваться подвижность частей человека, сложностроенность большого движущегося организма космоса, поэтому портрет, как говорят, вообще-то «лицо духа». Но в принципе академический рисунок имеет дело несколько с другим.

Это школа портрета. Она, надо сказать, в принципе, привнесена в академический рисунок и не является его основным стержнем.

Значит: лист, фигура и следующее, что мне хотелось подчеркнуть — в теории академического рисунка эта проблема не отмечается, — всякий, кто касается белого листа бумаги и начинает рисовать, моментально понимает, что вообще рисунок, это есть взаимоотношение черного и белого, некая борьба ангела света и ангела тьмы. Причем, нельзя это понимать в этической интерпретации, потому что в принципе, в метафизическом значении есть три цвета: белый, черный и красный, где черный — цвет мистики и тайны, белый — цвет энергии и света, и красный — вид жизни. В этом отношении синонимом черного является — лиловый, темно-коричневый, фиолетовый. Белый — это золотой. Естественно, синонимом красного является — зеленый, потому что на более низких уровнях жизнь распадается на вегетативную и на красную, кровяную. Поэтому есть эти три цвета.

Когда мы берем рисунок, то, ясное дело, начинается некая драматургия между белым и черным, она может быть описана в терминах такой мифологической борьбы, когда черный, как некая кислота, пытается пожрать все белое, — когда вы рисуете, вы понимаете, что черное нарастает. В этом отношении, дело не в том, что вы умеете точно рисовать объем, — это все является техникой, но не методологией. Когда вы начинаете рисовать, вы понимаете, что черное начинает нарастать.

И что же удерживает в результате весь лист от полного поглощения чернотой? В этом отношении, если вы позволите черноте пожрать полностью белое, это тоже тип рисования, но это не академическое рисование, потому что, оказывается, в академическом рисовании белое удерживается только вашей любовью. В этом отношении вы — некий креатор этого мира, вы позволяете темноте существовать только до той поры, пока она являет предмет в достаточной и необходимой для вас полноте: объема ли, теней или светотеней. И в этом отношении та часть, в которую вы внимательно глядите и вытаскиваете из темноты любовно своим зрением, — вы не даете темноте пожрать ее.

Есть школьное, академическое рисование, которое предполагает некий фиксированный свет, освещение, падающие тени — уподобление окружающему миру. Но есть некое освещение, то самое, глазом и любовью, и когда предмет, изображенный в сумерках, является не боковым освещением, а вашим вниманием и любовью к нему, это и есть, в общем-то, суть академического рисунка, который может модифицироваться фиксированным светом: вы как бы перемещаете свой глаз, свое зрение, свою любовь в некий боковой источник света, который персонифицирует вас вблизи, сбоку, снизу (подсветки бывают разные), но основное, фундаментальное, надо понять, — зрение и есть тот самый свет, который удерживает белое от полного поглощения черным.