Юлия Монакова - Над студёной водой

– Спасибо, Саша. Я попробую…

– Забудь про публику и про камеры, – посоветовал он напоследок. – Рядом с тобой никого нет, кроме меня. Смотри на меня, слушай меня, говори со мной. Это всё, что от тебя требуется.

В очередной раз грохнула хлопушка ассистента.

– Начали!!!

Вера на миг закрыла глаза. Когда же открыла их – все только подивились этому чудесному преображению. Перед графом Николаем Бобровским стояла цыганка Настя – независимая, упрямая, своенравная. Пристально, без улыбки, смотрела она ему в лицо, чуть нахмурившись. Белецкий – вернее, граф – и сам заробел от этого сурового взгляда.

– Что же ты сделала со мной, Настенька, – тихо сказал он. – Приворожила, что ли… Ничего я больше в этой жизни не хочу, ничто не радует. Только быть с тобой, видеть тебя… и рад бы избавиться от этой напасти, а не получается. Да пожалей же ты меня, бессердечная! Или уж убей вовсе…

– Смеётесь вы надо мной, барин, – еле слышно отозвалась Настя. – Придумали себе любовь, и мне голову закружили, заморочили… Как же вы потом меня отрывать от себя будете? По живому резать? – она осторожно подняла руку и нерешительно погладила графа по щеке, сама не отдавая себе отчёт в том, что делает. Тот, и веря и не веря, перехватил её ладонь, прижал к своим губам… а затем медленно, словно боясь вспугнуть дикую пташку, взял лицо Насти в ладони и осторожно поцеловал.

Асины щёки опалило жаром. Ей передались и волнение, и трепет очарованной цыганки – казалось, что Белецкий сейчас целует именно её, Асю… и вовсе не по роли. Она закусила губу, наблюдая за этим не то настоящим, не то киношным поцелуем.

Настя, поначалу задрожавшая в объятиях графа Бобровского, точно осенний листок, вдруг сама прильнула к нему. Отчаянно и решительно – да гори оно всё огнём… Но несколько мгновений спустя опомнилась, вырвалась из кольца его рук, вскрикнула безнадёжно, будто сердце себе рвала:

– Не надо… перестаньте! Оставьте меня! – и, поскольку граф, разгорячённый поцелуем, продолжал её удерживать, резко толкнула его в грудь. Он неловко зашатался, оступился, попятившись… и упал в воду.

– Стоп! Снято!!! – заорал Горевой, не скрывая своего восторга – всё вышло как надо, идеально, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Белецкий тут же резво вскочил на ноги. Метнувшаяся к артисту расторопная костюмерша в один миг стащила с него облепившую тело мокрую рубашку. Зрительницы по ту сторону ограждений издали протяжный стон, а Ася почему-то смутилась и отвела глаза. Впрочем, Белецкий недолго светил обнажённым торсом – ему тут же подали большое полотенце, и, растираясь им на ходу, он скрылся за ширмой.

– Чашку горячего кофе ему туда подайте, быстро! – скомандовал Горевой, кивнув одной из ассистенток.

«Лучше бы чай, а не кофе», – отметила Ася машинально, помня о его проблемах с сердцем, но тут же рассердилась на себя. Кто она ему, в самом деле – мамка-нянька? Или заботливая жёнушка?

Как сказал про Белецкого Вовочка-продюсер – он уже большой мальчик. Вот пусть сам и разбирается.

С первой сценой, в итоге, провозились практически до самого обеда. Очень много времени ушло именно на подготовку: на то, чтобы Вера вошла в образ и настроилась, на репетиции и забракованные с самых первых минут дубли.

Около двенадцати часов дня все наскоро перекусили бутербродами, запивая их чаем, а затем Веру с Аурикой отправили гримироваться и переодеваться. По сюжету, между первым эпизодом (поцелуем графа и цыганки) и вторым (разговором двух сестёр) лежал приличный отрезок времени. Во второй сцене Настя, уже взявшая на душу страшный грех, преследуемая полицией и морально разбитая, возвращалась в родной табор и натыкалась на лютую ненависть со стороны младшей сестры. Это был очень сложный и сильный момент, требующий от обеих актрис максимальной самоотдачи. Веру перегримировали в соответствии с её нынешним образом: добавили тёмных кругов под глазами, резче обозначили скулы, обескровили губы, спутали волосы, нарядили в разорванную и перепачканную одежду.

К этому моменту большая часть зевак уже расползлась. Кому-то просто наскучило торчать здесь без толку – всё равно почти ничего не разглядишь и не услышишь, не слишком-то увлекательное зрелище. Кого-то ждали важные дела и хозяйские заботы. Но самые стойкие продолжали ошиваться по ту сторону ограждений, втайне рассчитывая на то, что после окончания рабочего дня им удастся взять у артистов автограф, а если повезёт – то и сфотографироваться с ними на мобильный телефон.