Юлия Монакова - Над студёной водой

– Хорошая девочка, – улыбнулся Белецкий. – Держись за неё, Андрюха. С ней точно не пропадёшь. А с этим лесником что будет? С сестрой его? Ты что-нибудь знаешь о них? Я, видишь ли, как-то… не особо следил за новостями в СМИ. Нелегко было снова всё это переживать.

Андрей пожал плечами.

– Его судить будут, конечно. А сестру вернули в психиатрическую лечебницу. Он же, когда забирал её из больницы, никому из односельчан ни слова про это не сказал. Никто и не в курсе был, что она у него в лесу жила все эти годы… Так-то она не буйная, не опасная, просто не в себе. Чуть что – кричит страшно, плачет… Но представьте, каково ей пришлось – при первом же шухере лесник её в подвал прятал, от посторонних глаз подальше. А уж если сам уходил из дома, то запирал её там надолго. Днём она вообще никогда на свежий воздух не выходила, он только ночами с ней гулял. Она кричала иногда, звала на помощь. Многие могли слышать, но… либо не придавали значения, либо думали на дикую птицу или зверя, либо списывали на призрак цыганки Насти, – невесело усмехнулся Андрей.

А Белецкий вдруг вспомнил перепуганную Асю на крыльце гостевого дома – там, далеко на севере, ужасно давно, как будто в прошлой жизни… Женский крик, их короткое случайное объятие, прерывистое обжигающее дыхание… А затем, спустя несколько дней – поцелуй, о котором она так просила. Почему-то думать об этом ему было тяжело и немного горько. То ли чувствовал свою непонятную вину перед ней, то ли…

Но в этот миг Галинка так светло и радостно улыбнулась ему, что все видения из прошлого тут же рассеялись без следа и без сожалений.

Саундтрек к фильму «Цыганская любовь» был, наконец-то, полностью записан. Вера вздохнула с облегчением, поскольку не могла больше петь с прежней лёгкостью – голос понизился на целых два тона.

Она никому не сказала о своём интересном положении, почему-то боялась. Беременность у неё была классически-хрестоматийная, по всем законам жанра: тошнота, слабость и сонливость одолевали её сутки напролёт. Когда у Веры выдавался выходной, она просто целый день лежала в постели, иногда выползая на кухню, чтобы что-нибудь съесть, превозмогая отвращение – мутило от запаха буквально любой пищи.

В театре она продолжала работать в обычном режиме, хотя понимала, что рано или поздно придётся поставить руководство в известность. Вера даже перестала общаться с поклонниками после спектаклей – проскальзывала через служебный вход прямо к машине, нацепив тёмные очки, и игнорировала просьбы об автографе или совместном фото. Некоторые фанаты стали обиженно писать в сети, что Вероника Мендес зазналась – но ей было плевать. Единственное, что её заботило – это ребёнок и его здоровье. Она дико, панически, до судорог боялась за него.

После съёмок на севере Вера вернулась в свою старую квартиру – ту, в которой жила до свадьбы с Романом. Не смогла себя заставить поехать домой. Муж по-прежнему не отвечал на её звонки и не звонил сам. Он даже не встретил её в аэропорту.

Это было ужасно больно, обидно и несправедливо. Но сейчас Вера не чувствовала в себе сил выяснять отношения и настаивать на своей правоте и невиновности. Она полностью отдалась заботам о будущем малыше – точнее, малышке. У Веры не было ни малейшего сомнения в том, что родится именно девочка.

После возвращения в Москву первым же делом она отправилась в больницу. Поначалу врач на УЗИ напугал её до полусмерти – сказал, что не может разглядеть плодного яйца, и, возможно, это свидетельствует о внематочной беременности. Как Вера пережила этот день – она и сама не помнит. На следующее утро, едва забрезжил рассвет, она помчалась к другому специалисту, и тот успокоил её: с беременностью всё в порядке, просто срок ещё слишком невелик. Ей было велено прийти через несколько недель, чтобы встать на официальный учёт.

Иногда по вечерам ей становилось особенно тоскливо и одиноко, и она, уткнувшись в подушку, тихонько плакала, скучая по Роману. Как же так вышло, что он поверил каким-то гнусным сплетням и даже ни разу не попытался поговорить с ней лицом к лицу?..

Он пришёл ранним августовским утром. Без звонка, без предупреждения. Просто постучал в дверь. Вера, с неохотой вылезая из постели, накинула халат и поплелась открывать, как была – лохматая, сонная. Распахнула дверь и увидела Романа. Он стоял на пороге и смотрел на неё взглядом, в котором смешивались тоска, отчаяние, любовь и вина.

– Могу я зайти? – спросил он робко. Она молча посторонилась, пропуская его в квартиру. Так же молча развернулась и пошла на кухню варить кофе. Не видела, но услышала, почувствовала спиной, что он двинулся следом за ней.