Альбина Нури - Малыш для Томы (сборник)

За эти три года без даваники случилось многое. Я продала родительскую «двушку» в Зеленодольске и купила однокомнатную квартирку в Казани. Окончила институт, но осталась на кафедре. Преподавала, писала диссертацию, на полставки подрабатывала психологом в школе. С деньгами было туговато, к тому же я впервые жила одна. Возвращаться вечерами в пустую квартиру, где никто меня не ждал, было тяжело. Вдобавок выяснилось, что быт состоит из сотни незаметных на первый взгляд мелочей, о которых некому позаботится, кроме тебя. Квартплата, уборка лестничной клетки, приготовление ужина, потёкший кран, вызов техника из газовой службы – раньше всё это ложилось на плечи даваники. Я старалась справляться, запрещала себе раскисать и гнала прочь любые мысли о том, как сильно мне её не хватает.

Потом в моей жизни появился Павлик. Появился, как после выяснилось, ненадолго. Через восемь месяцев, устав от скандалов и бесконечных тягостных выяснений отношений, мы наконец-то к взаимному облегчению разбежались.

Ещё через две недели выяснилось, что я беременна. После десятка бессонных ночей и выплаканных в подушку слёз, решила, что буду рожать. Я была уже на шестом месяце, когда однажды вечером, ложась спать, почувствовала жгучую боль внизу живота. «Скорая» приехала быстро, но врачи не смогли сохранить жизнь моему ребёнку.

Лежа той же ночью в больничной палате, я никак не могла поверить, что снова осталась одна на свете. В тот момент мне не хотелось ни плакать, ни горевать – лекарства не давали сосредоточиться, по-настоящему осознать, что случилось. Это пришло позже.

Выписавшись из больницы, я вернулась домой, переступила порог квартиры и поняла, что не могу войти и продолжить жить, как раньше. Ставить чайник по утрам, собираться на работу, укладывать волосы перед зеркалом, пылесосить по субботам, варить суп, смотреть телевизор. В моей душе образовалась огромная дыра, точнее, рваная рана. А ещё точнее – пустота, которую невозможно было заполнить привычными делами. Тем более что дела эти вдруг перестали иметь всякое значение.

Я зачем-то взяла с тумбочки зонт, сделала шаг назад, заперла дверь и поехала к даванике.

Две недели назад мы говорили с ней по телефону: я звонила из больницы, чтобы поздравить её с Днем победы. О том, что потеряла малыша, не сказала. Но теперь, от сознания того, что смогу наконец-то выплакаться на её плече, мне стало немного легче.

Покачиваясь в электричке, я смотрела в исхлёстанное дождями мутное окно и думала, как перевернула мою жизнь точно такая же поездка трехлетней давности. В тот вечер, возвращаясь из Казани, я встретила в электричке даваникину знакомую, бывшую соседку и подругу. Они давно не общались – и, думаю, мне понятна причина. Мне тоже вряд ли хотелось бы иметь друзей, которые запросто могут выболтать доверенные им секреты тем, от кого положено эти секреты оберегать.

От Мадины-апы я узнала, что даваника, оказывается, вовсе не была моей родной бабушкой. Отец (который, как выяснилось, не был моим отцом!) познакомился с мамой, когда мне было полтора года. И даваника была категорически против их брака, всячески стараясь отговорить отца жениться. До последнего дня у свекрови с невесткой были сложные отношения. Как ни старалась, я не могла припомнить, чтобы мама с даваникой ругались, но, с другой стороны, зная даванику, можно было предположить, что она вряд ли станет эмоционально выяснять отношения. К тому же при ребенке.

Оказавшись дома, я с порога вывалила все это. Наверное, втайне надеялась, что даваника отмахнётся, рассердится на глупую Мадину, которая забивает мне голову враньём и распускает сплетни. А после посоветует поменьше слушать болтливых людей. Но по её побледневшему, помертвевшему лицу поняла, что сказанное – правда.

Правда, что я была для даваники, в сущности, чужим человеком.

Правда, что она не хотела впускать нас с матерью в свою жизнь.

Правда, что она с трудом терпела мою бедную маму и, быть может, подумалось мне в ту лихую минуту, радовалась, когда наконец-то избавилась от неё.

Эта невероятная, дикая правда, эта первая в моей взрослой жизни трагедия ударила в голову, как крепкий алкоголь. Я ничего больше не хотела знать, не желала слушать даваникиных объяснений. Она пыталась донести до меня то, что я поняла сама лишь спустя годы. Что эта самая правда – лишь сухой набор фактов, которые сами по себе не имеют никакого значения.

Да, даваника была против брака моих родителей, но вовсе не потому, что у мамы был ребенок, а потому лишь, что интуиция подсказывала: её Камиль не будет счастлив с разбитной, шумной, недалёкой Ниной.