Георгий Пряхин - День и час

Как и среди людей — болезнь, происходящая от сырости и скученности.

Спиртовый, тяжелый запах сгорающегося зерна — зловещий, генами, кровью помнящийся запах беды.

Запах беды при таком, казалось бы, изобилии — элеватор вспучивало от непомерного количества хлеба, которое ему приходилось принимать и перерабатывать. На директора элеватора, молодого, недавно назначенного казаха, жалко смотреть: извелся весь, избегался, дневал и ночевал на работе.

В той запарке, в которой жил элеватор, ты сразу обратил внимание на одного странного человека. Он не выпадал из всеобщей суматохи — он тоже кружился в ней и даже, как ты потом, присмотревшись, понял, во многом сам был ее движителем. И все-таки. Лошадь и всадник состоят в совершенно различных отношениях с движением, в котором оба, казалось бы, находятся. Это и было движение всадника. Наездника. Впечатление усиливалось еще и тем, что этот человек, грузный, рыхлый, тучный, даже по двору элеватора разъезжал на легковой машине. На «козле» подъедет, высунется в дверку, красный, распаренный, отдаст решительные указания и — к следующему объекту. Подрулит к лаборатории, где девчата-лаборантки скубутся с колхозными шоферами, отказываясь принимать зерно слишком высокой влажности и засоренности, снижая его сортность, а значит, и оплату за такой хлеб. Высунувшись в дверку, человек цыкнет на лаборанток, махнет сельским шоферам: трогай, вали в общую кучу!

Поздней ночью на главном пульте элеватора стал свидетелем такой сцены. Директор, вооружившись отверткой, спустился по винтовой лестнице вниз, в подвальный отсек, где располагался главный весовой механизм, поколдовал там, поднялся назад, по громкой селекторной связи пригласил разъезжавшего на автомобиле человека навестить главный пульт. Здесь, дескать, имеется важное сообщение. Люди, дежурившие у пульта, мужчина и женщина, удивленно переглянулись: какое еще сообщение? Через несколько минут за стеной взвизгнули тормоза — стало быть, директора услышали. Высоко, дискантом запели крутые деревянные ступеньки, и в проеме двери появился, отдуваясь, наездник. Непривычно было видеть его вне автомобиля. Ты бы не удивился, если бы в двери появился вначале «козлик», а потом уже — из дверцы «козлика», не спешиваясь, — высунулся для решительного указания его хозяин.

— Слушаю вас, — обратился вошедший к директору, промокая влажным носовым платком взопревшую шею.

Удивительно, но кнута при нем видно не было — ни из-за голенища не торчал, ни руки им не поигрывали.

— Взгляните на показатель общего веса зерна, принятого элеватором, — учтиво пригласил его директор к пульту.

Тот подошел, уставился в точку, обозначенную директором. Ничего не понимая, выжидающе обернулся:

— Ну и что?

— Миллион пудов. Есть миллион пудов!

В голосе директора слышался усталый пафос.

Человек встрепенулся, всю его вальяжность, распаренность как рукой сняли. Пухлыми, взмокшими ладонями уперся в пульт, как будто перед ним была штанга рекордного веса, которую необходимо взять. Рвануть.

— Где?

Директор невозмутимо указал пальцами, г д е.

Дежурные весовщики опять недоуменно переглянулись.

— Что же вы сразу не сказали? Вчера ведь только говорили, что не раньше, чем через три дня.

— А вот и говорю. А вчера, стало быть, ошибался, недооценил, — директор замолчал, не стал уточнять, что именно он недооценил.

— Есть тут телефон?

Ему пододвинули телефон. Человек окинул всех торопливым взглядом, в первое мгновение, вероятно, хотел выставить вон, но потом передумал, ограничился лишь повелительной просьбой сохранять тишину.

Накрутил диск, пригладил на макушке редкие волосы.

— Сарсенбай Акмалевич? Лично я миллион раз извиняюсь, что звоню вам так поздно, прерываю ваш короткий сон…

Ответных слов, звуков, раздраженного бурчания трубка не доносила.

— …Но я все-таки решился сообщить вам радостную весть. Я лично счастлив, что вы услышите ее из моих уст, из уст своего помощника.

Трубка, вероятно, нетерпеливо гмыкала.

Товарищ отодвинул ее от лица и произнес в нее, как в микрофон:

— Есть миллион пудов! От всей души, от всего горячего сердца я поздравляю вас, Сарсенбай Акмалевич, с рекордом. Коллектив элеватора рапортует вам и передает наилучшие пожелания успехов в труде и замечательного здоровья…

«Коллектив элеватора», включая тебя, замер.

Трубка была плавно, с чрезвычайным почтением к ней посажена на место. Так, мизинчиком, нажимают клавишу заключительного нежного («пиано пианиссимо») аккорда.