Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

Зубы, бля, стиснем и сквозь метель, пурге назло, в снегу по горло! Да хоть в говне, бля! Да мы, за наше Отечество! Всех! В труху! На благо трудового народа, бля! За родину! Будьте готовы! А мы что? Мы, бля, всегда готовы — нам только направление показать, и мы там! Лишь бы не было войны! Берёзки чтоб наши в полях и стога сена, на хуй! Луга заливные! Кони, сука, скачут в рассвет пастись, а мы спиной ко всему этому — нам не до красот! Мы — на рубежах! Что бабы, наши, сука, дети! Дети! Бля, что непонятного?

— А после вот всей этой прелести, которую вы вот сейчас описали, кто останется-то?

— Где?

— В родине. Вот все патриоты сгинут в шахтах, в боях, хуй с ним, в космосе, а в родине-то кто тогда останется? Приспособленцы и замполиты, получается? Да и какой у нас сейчас враг? Нет врага-то.

— Как нет, а Америка!

— Так друзья наши до гроба, презик наш так говорит.

— Сегодня — друзья, а завтра — нож в спину вставят!

— Кому?

— Нам!

— На хуя?

— Да мне откуда знать!!! Александр Борисович! Да вы надо мной издеваетесь ведь!

— Да отчего же издеваюсь? Я же просто понять хочу.

— Что? Что вы хотите понять?

— Что такое патриотизм в нашем конкретном случае.

— А-а-а-а-а-а!!!

И зам, схватив в охапку шинель с шапкой, выбежал вон с корабля.

Вечерело. А ночью с неожиданной проверкой нагрянул командир и прям с ходу накрыл нас с Борисычем курящими на мостике (запрещено в базе), с чашками кофе (разрешено) и после сауны (запрещено в базе после одного случая, когда в другой дивизии сауну спалили). Верхний вахтенный, сука, проспал.

— Ага. Попались голубки!

— Здравия желаем, тащ командир! Так точно! Попались — нелепо отрицать!

— Ну всё, оторвусь сейчас на вас по полной!

— Так точно! А можно докурим хоть, а, тащ командир? Ну, чтоб так сказать, перед справедливой карой и не за две тяжки хоть!

— Ну докуривайте, ладно. Что тут у вас — кофе? У кого чашка чище? Дай хлебнуть. Борисыч, что там зам весь трясётся, когда про тебя рассказывает?

— Не могу знать, тащ командир! Считаю, что из-за своей низкой профессиональной пригодности!

— Умный ты сильно, да?

— Ну не то, чтоб прямо, но и не дурак же, согласитесь?

— А вот и проверим. Послезавтра собрание по поводу начала нового периода обучения — сделаешь офицерам доклад на тему патриотизма. И я заодно послушаю — мне тоже интересно. Ну, докурили? Пошли журналы проверять и вахту.

На собрании офицеров в белых рубашках было двое: зам и Борисыч, но Борисыч был красивше, потому что подстригся, надел новенькие погоны и даже причесал усы. Заслушали доклады, доложили планы, взяли обязательства, торжественно пообещали, попрели (в смысле, провели прения).

— А теперь, — объявил командир, — заслушаем доклад Александра Борисыча на тему «Патриотизм», да на этом и закончим. Александр Борисыч, к барьеру!

— Товарищ командир! Товарищи офицеры! — начал Борисыч. — Позвольте мне в стихах?

— Просим! Просим! — захлопали все в ладоши.

Борисыч откашлялся. Достал из нагрудного кармана листок (тот самый — мелко исписанный с другой, ранее чистой, стороны), долго его расправлял и покашливал, прочищая горло.

— Итак. Стихи.

— Капитан третьего ранга Голубенко доклад окончил!

— Вопросы будут к докладчику? — поинтересовался командир.

— Как Аллах по душе босиком походил! Какие тут вопросы, — сразу отрезал все вопросы механик.

Так и осталось непонятным, усвоил ли замполит, что такое патриотизм или нет: если встретите там, где среди берёз кони скачут в закат пастись, спросите, ладно? А Борисыч умер уже — тромб. Сейчас там на небе читает, небось, и улыбается — вспоминает. И мы вот, Борисыч, видишь, вспоминаем. Светлая тебе память, дружище, и не скучай: скоро (а с точки зрения Вечности вообще всё скоро) увидимся. Займи там нам места пока в Вальхалле поближе к блюду с мясом и кувшинам.