Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

Начальник внимательно её выслушал, хотя говорила она мало и, к её некоторому ужасу, даже обрадовался, что Маша никуда не уезжает — он давно прочил ей продвижение по службе и собирался назначать начальником отдела, а после уже и своим заместителем. Отпустить Машу в отпуск согласился сразу и вчерашний прогул ей с готовностью простил — причина, мол, уважительная и что мы, не люди тут? После получения его согласия, Маша почти не слушала, что он говорил, а он говорил и уйти ей было неудобно, но и выслушивать его советы о том, как правильнее позабыть о печали и вернуться к нормальной жизни, долго она не смогла бы. К какой нормальной жизни? Как теперь жизнь может быть нормальной? Он что — вообще ничего не понимает, сидит упитанный, с красной рожей и с пятном на рубашке, которое прикрывает галстук, но вон оно — его всё равно видно и курит, поминутно стряхивая, словно торопясь куда-то, а, по сути, куда ему торопиться? А ей куда? А, главное, зачем? К счастью, зазвонил телефон и по тому, как он подскочил, как бросил окурок в пепельницу и как даже встал с кресла, чтобы говорить, было понятно, что звонит кто-то важный, какой-то такой же толстяк, но из другого кабинета этажом повыше, и Маша, торопясь чтоб не окликнули, ушла.

Идти домой не хотелось, да и что там делать? Надо было, наверняка, купить каких-то продуктов, может стирального порошка или соли. А есть у неё стиральный порошок? А соль? Есть? Как странно, что позавчера она всё помнила и знала, что ей делать, когда и как, а сейчас вот, как будто улитка, выцарапанная из своего панциря, не понимает вообще ничего. А спички? Нам нужны спички? У нас же газ на кухне?

Так она шла и шла, плетя из своих мыслей кокон, который обволакивал её, как шар, и создавал вокруг неё пустоту — вакуум и, если выглянуть из него наружу, то видно, как вокруг ходят люди, разговаривают и некоторые из них даже улыбаются, едут машины и течёт куда-то жизнь, но внутри него ничего почти не слышно, только эхо, и время тоже остановилось и стало тугим и душным. Люди обходили её стороной несколько дальше необходимого, и Маша думала, что это оттого, что она ужасно выглядит, пока не увидела своё отражение в витрине магазина, а когда увидела, то поняла — это потому, что шла она не одна. Отражение её двоилось в стекле и казалось, что за правым Машиным плечом стоит ещё одна Маша — более тёмная, более прозрачная и более пустая. «Это горе моё, — решила Маша, — теперь вот так и будет ходить за мной по пятам» и ей показалось, что та, вторая Маша, даже кивнула ей в ответ — да, подруга, ты права в кои-то веки и вот она я, с тобой теперь мы неразлучны, своди хоть меня в кино, я не знаю, или на каруселях покатай.

И потом Маша так и чувствовала за спиной своей, почти вплотную и чуть справа, ту тень: чувствовала, как она дышит ей в затылок, как неуклюже топает по асфальту и как пытается заглянуть ей в лицо, чтоб проверить всё ли в порядке и на месте ли потухший взгляд, стоят ли в глазах слёзы и нет ли на лице улыбки. Осваивалась, тварь.

Бродили так они почти что до вечера и, перед тем, как забирать Егорку, Маша зашла домой — занести сумки с продуктами и всем, что она накупила, всем, что попадалось ей под руку и казалось нужным. Петрович был трезв и ждал её.

— Пришла? Ну хорошо. Как у тебя? Отпросилась в отпуск? А за Егоркой сама пойдёшь или мне сходить? — засыпал он её вопросами, помогая нести сумки на кухню.

— А откуда у нас всё это? — спросила Маша про шницеля, консервы и пельмени в холодильнике.

— Это? Это Миша вчера в магазин сходил, я просил его.

— Мы же должны с ним рассчитаться.

— Не думаю, Маша. А это что ты купила? Тёрку?

— Да, я подумала, что нам нужна.

— Так у нас же есть, смотри, — вот. Две штуки. Ну, не пропадёт, правильно, а спичек-то теперь и до третьего пришествия хватит. И соли. Так что ты — сама в садик? Сходить с тобой? Я рядом не пойду, позорить не буду, ты не переживай.

— Петрович. Вот ты старый уже, а такой дурак бываешь. Именно о том, чтоб ты меня не позорил, я только и думаю день и ночь. Жди нас, вон шницелей нажарь, Егорка их любит, а мы скоро будем. А молоко-то у нас есть?

— Есть. Вот Миша вчера купил, а вот ты сегодня.

— Значит завтра все кашу есть будем, чтоб не прокисло. Готовься.

— Вот ты мне не угрожай только! Я, знаешь, воробей-то подстреленный, меня кашей не проймёшь.

— И кефир у нас тоже есть, — крикнул он ей уже вдогонку, — и булка! Всё у нас есть, ничего больше не покупай, слышишь?

Слышу, хотела сказать Маша, но не сказала — к чему тратить силы, если её ещё ждёт ночь без сна, да, пожалуй, что и не одна и силы пригодятся.