— Он хороший был, — вздохнул Егорка, — и всё равно мне грустно.
— И мне, Егорка, грустно, и маме твоей грустно, но что поделаешь: жизнь, Егорка, штука такая, не всегда весёлая.
— А ей теперь всегда будет грустно? А мне?
— Нет, не всегда, навсегда ничего не бывает, и грусть тоже пройдёт.
— А сейчас кажется, что нет.
— И мне кажется, что нет, но, вот увидишь, пройдёт.
— А ты не обманываешь?
— Я? Я никогда не обманываю, тем более детей. А не хочешь ли ты мороженого, например? Не то, чтобы помогает от грусти, но и не мешает же ей?
— Я не знаю, мне, наверное, нельзя, я же ещё не обедал.
— Дело поправимое — вон столовая, пойдём по котлете ударим, да и делов!
— А зачем нам ударять по котлетам?
— Съедим, значит, это просто выражение такое.
— Взрослое?
— Да нет, обычное.
— Смешно звучит. А меня не наругают, если я так скажу?
— Нет, что ты! Ну так как, насчёт котлет, а потом мороженого?
В столовой по причине буднего дня и времени далеко за обед посетителей почти не было. Миша быстро провёл ревизию блюд (а за годы учёбы в военном училище и службы уж что-что, а нравиться поварихам он научился и исполнял это всегда филигранно) и от первого решено было отказаться — взяли макарон с сыром, тефтели и по компоту. Салат? Нет, сказал Миша, капусту оставим парнокопытным, а мы, хищники, предпочитаем мясо. Ну и макароны. Мороженое решили есть в парке на лавочке — и Егорка больше кислорода получит, и Миша по нормальному солнышку истосковался. Ели мороженое и кормили припасённым из столовой куском хлеба голубей, Егорка расспрашивал про морскую службу — всё никак не мог решить, кем он станет, когда вырастет: космонавтом, пожарным или моряком, и Миша охотно поддержал эти его выборы профессий, но настаивал, что моряком всё-таки лучше всего. Они уже съели мороженое, а голуби склевали весь хлеб и топтались вокруг, нагло заглядывая в глаза, а Миша всё перечислял преимущества, загибая пальцы, а, когда они заканчивались, разгибал и загибал их вновь и выходило, что, как ни крути, а нет более достойного занятия для такого красивого и умного мальчика, как Егорка в будущей его жизни. Потом они ещё погуляли, и Миша вслух удивлялся, как в такого маленького Егорку помещается столько много вопросов, а про себя думал, что дети, оказывается, не так уж и страшны и неудобны, как он думал раньше, и, мало того, что общаться с Егоркой оказалось приятно, но ещё он впервые с момента гибели Славы смог отвлечься от бесконечных мыслей об одном и том же, об одном и том же, но с разных сторон и смог думать об этом отвлечённо.
Зайдя в магазин, они купили продуктов, но Миша, не больно умея готовить и не сильно разбираясь в кухонных делах, ходил по магазину растеряно: не себе же продукты покупал и, в итоге, набрал того, что он считал полезным: кашу «Геркулес», замороженные пельмени, полуфабрикаты шницелей, гречку, молоко и кефир.
Маша ждала — она вышла из комнаты сразу, как только они вошли. Она пыталась привести себя в порядок, но выглядела не намного лучше, хоть была умыта, переодета и причёсана.
— Миша… слушайте, я хочу сказать, вы меня простите, пожалуйста, я… так неудобно вышло, но… спасибо вам… вы не должны были…
Миша остановил её жестом руки:
— Перестаньте, Маша, здесь не за что извиняться и вы совсем меня не обременили.
— Хорошо. Мне Пётр рассказал про свои просьбы к вам, так вот — ничего не надо, слышите? Ничего. Я сама справлюсь, а за прогулку спасибо.
— Но мне не тяжело, я могу помочь.
— Нет, не стоит. Я сама должна, мне же с этим жить, так что же откладывать.
— Ну как знаете, но вот телефон я здесь наш напишу, если что-то понадобится, вы без всяких неудобств просто звоните и всё, давайте так договоримся?
— Да, хорошо.
Маша забрала Егорку и увела его в комнату.
— …а Миша к нам ещё придёт? — услышал он вопрос Егорки, но что ответила Маша уже было не разобрать.
Из кухни выглянул Петрович и вопросительно качнул подбородком. Миша показал ему сумку с продуктами, Петрович махнул — проходи. Аккуратно, чтобы не тревожить Машу, они прикрыли дверь в кухню, разложили продукты и сели допивать водку.
* * *
Маша и вправду собиралась на следующий день начинать заново жить. Радости или лёгкости от этого заново она не ожидала и, если бы не Егорка, то вообще не понятно, как бы собиралась выходить из своего состояния, когда и какими усилиями. Но утром оказалось, что планировать и выполнять — несколько разные вещи. Вторую ночь проведя почти без сна, Маша чувствовала себя неожиданно старой, тяжёлой и абсолютно бессильной и оттого решила, что Егорку в сад она отведёт, но на работе попросит отпуск, тем более, что, собираясь выходить замуж и проводить медовый месяц, а потом и вовсе уезжать, заранее об этом договорилась.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу