Эдуард Овечкин - Норд, норд и немного вест

— Странно, а мне показалось, что знаем.

— Бывает, Егорка!

— Да, если бы мы его знали, то я бы его узнал, правда?

— Правда, сынок, не скачи через две ступеньки, сколько тебе можно говорить!

— Мама, ну я уже большой!

— Я тоже большая. И Слава большой: видел ты, как мы через две ступеньки скачем? Вот и ты не скачи.

Петрович был опять пьян и изрядно.

— Вы? — пахнул он на них перегаром из своей комнаты. — Странно, чот, Машка Славона твоего нет. Уж не бросил ли тебя?

— Ой, Петрович, так смешно, что спасу нет! Опять ты пьяный?

— А то! Имею право, не украл!

— Ну так и сиди у себя, да форточку хоть открой — всю квартиру завонял!

В дверь постучали.

— Я! Я открою! — Маша распахнула дверь. Тот самый офицер, что смотрел на них на улице, стоял на пороге.

— Здравствуйте. Можно войти?

— Да, а вы к кому?

— Вы — Маша?

— Да.

— Я к вам. Я Миша, друг Славы, может слышали?

— Да, конечно, Миша, заходите, а где Слава? — и Маша попыталась заглянуть Мише за спину, хотя и так видела, что там никого нет.

— Маша. У меня плохие новости для вас, простите. Слава погиб.

— Да? — Маша всё ещё пыталась рассмотреть, где прячется Слава. — Не поняла, что вы сказали?

— Слава погиб.

Маша смотрела на Мишу секунду, может две, которые показались тому не временем, а вязкой патокой, в которой застыло всё: Маша с приоткрытым ртом, Егорка на полу, снимающий ботинки, и старик в тельняшке, схватившийся за голову. А потом Маша начала медленно оседать на пол. Петрович, а следом и Миша, подхватили её под руки и усадили на полку для обуви.

— Что? Я… не совсем поняла, что вы сказали?

Маша всё поняла, конечно, что тут можно не понять, но картина её мира, так недавно нарисованного до мелких деталей, теперь так завораживающе осыпалась в труху, что мешала сосредоточиться на одной, самой важной мысли.

— Пойдём-ка, малец, — Петрович обнял малыша за плечи и увёл к себе в комнату, через пару секунд оттуда донеслись звуки телевизора с выкрученной на всю катушку громкостью. Молчать Мише стало неловко, а что говорить — не ясно.

— Я вам вещи его некоторые привёз. Если вам нужно, я не знаю, у него же нет никого, кроме вас и… меня…

— Вещи?

— Да. Тут пилотка его, записи кое-какие. Вот медаль, он получил в прошлом году, альбом наш, с училища ещё…

— Пилотка?

— Ну если вам надо, я не знаю, простите… Он любил вас очень, и я подумал, что вы тоже, знаете, может… и вам хотелось бы… Это глупо, да? Маша?

Маша молчала и растерянно смотрела на Мишу, Миша видел, что у неё дрожат губы и лицо стало цветом, как мел. Он растерялся и не знал, что ему делать: говорить? Молчать? Пора уже утешать или просто оставить вещи и уйти?

— А почему же вы не дали телеграмму? Я же ждала, волноваться уже начала…

Фраза прозвучала глупо и повисла в воздухе между ними так и не оконченной.

— Простите, мне нужно побыть одной, — Маша попыталась встать, но ноги не слушались, она остановила жестом руки Мишу, который шевельнулся было ей помочь, выдохнула, встала, прошла в ванную комнату, закрыла за собой дверь и включила воду.

«Тоже физику не учила, — подумал Миша, — и думает, что её не будет слышно».

Он переминался с ноги на ногу и всё ещё не знал, что ему делать — и уйти было нелепо, и стоять здесь невыносимо. Из комнаты Петровича выглянул Егорка:

— А Слава не приедет?

— Нет, малыш, не приедет.

— Никогда?

— Никогда.

— А вы тот дяденька с его фотографии?

— Да. Не знаю. Наверняка… Смотря какая у вас фотография. Но у нас много, где мы вместе.

— Вы друг его?

— Да.

— Вы с тётей Виленой живёте?

— С тётей… А, да — это моя мама.

— У вас столько всего интересного дома.

— Да? Да, наверняка…

— У меня луноход сломался, вы не могли бы его починить? Пожалуйста.

— Да… могу посмотреть… давай… да.

Делать хоть что-то было намного легче, проще и понятнее, чем просто стоять и думать, что делать.

Егорка сбегал в комнату и принёс луноход.

— А отвёртки есть у вас? — спросил Миша, повертев игрушку в руках.

— Отвёртки? Дядя Петя, а у тебя есть отвёртки?

Петрович вышел из комнаты:

— Там, под ванной.

— Там Маша. Закрылась.

— А что она там делает?

— А мне почём знать?

— Маша, — Петрович постучал в ванную. — Слышишь? Открой, Маша! Мне срочно! Маша! Маша, не дури там, слышишь, дверь открой!

Петрович молотил в дверь кулаками, в ответ ему оттуда только шумела вода.

— Военный, — обернулся Петрович к Мише, — а ну-ка! Давай!