За ними следует обратиться в Государственный архив в Цюрихе, здесь собраны только приговоры, да и те перейдут туда уже в конце года, по истечении пятидесятилетнего срока.
— Но в архиве мы можем их просмотреть, не так ли?
— Это вряд ли, — прозвучало в ответ, — срок для доступа к судебным делам обычно составляет восемьдесят лет или же не менее тридцати лет со дня смерти искомого лица.
Зара была поражена:
— Как? Это касается и вдовы искомого лица?
— Именно так, — сообщила секретарь суда, — ведь в протоколах могут обсуждаться такие факты, которые умерший не хотел раскрывать своей жене.
Зара перевела это сообщение Веронике, от себя добавив, что считает подобные строгости преувеличенными и в некотором смысле foolish — дурацкими, да и вообще они ничего нового не узнали, кроме того, что Марсель имел официальных опекунов.
Вероника надеялась узнать больше в отделе социального обеспечения.
И действительно, в отделе социального обеспечения они узнали больше, однако совсем не то, на что рассчитывали.
А именно: сотрудница Штели, которая столь неохотно обещала им навести справки, сообщила, что в процессе обычных поисков соответствующих дел найти ей ничего не удалось. В этом нет ничего удивительного, поскольку для документов старше пятидесяти лет не существует обязательного срока хранения, обычно сохраняют пять — десять дел из каждого года — в качестве образцов тогдашнего делопроизводства.
Короче, она принялась искать в углу, где собраны в коробках дела, по разным причинам незавершенные или содержащие какую-нибудь загадку — в шутку именуемые «Нераскрытые Икс-Игрек», в честь знаменитой телепередачи, — и вот именно там под именем Висброд Марсель она наткнулась на папку, где есть кое-какие свидетельства.
Важнейшая из записей гласит: материалы исчезли в конце мая 1957 года.
Интернат Уитикон, где он являлся воспитанником, сообщил тогда, что Висброду удалось сбежать, отчего и появилась такая запись: «Побег из исправительного заведения — 28 мая 1957 года. Документы исчезли — 31 мая 1957 года». А далее с вопросительным знаком: «Возм. хищение / кража Висбродом?»
Сохранилось только заявление о признании безвестно отсутствующим, оно подписано тогдашним представителем опекунского совета по имени А. Бауман, а также само свидетельство этого признания, датированное 4 августа 1962 года.
Зара рассмотрела листок, машинописную копию того свидетельства, что она уже видела в окружном суде: фамилия, имя, дата рождения такая-то, гражданство такое-то, с учетом того факта, в последний раз видели, отсутствие каких-либо сведений, тем самым признается… И вкратце сообщила Веронике все, что узнала сейчас от Штели.
Вероника глубоко вздохнула и покачала головой, сокрушаясь, что его самого уже ни о чем не спросишь, if s so sad we can't ask him anymore.
Зара спросила, являлся ли представитель опекунского совета также и опекуном самого Марселя.
Не обязательно, нет. В данном случае он именно представлял органы опеки и попечительства. Она, Штели, предполагает, что судебный процесс заменил формальное прекращение опеки в связи с совершеннолетием ради того, чтобы закрыть это дело.
— Секретарь суда придерживается того же мнения, — поделилась Зара. — Интересно, жив ли еще тогдашний опекун?
Бауман? Нет, он умер лет тридцать назад, не меньше, ей однажды уже пришлось отвечать на связанный с ним запрос. И Штели продолжала:
— Вопросительный знак, а также пометка «возм.» — «возможно» — перед словами о хищении или краже указывают, что никакого взлома не было, то есть Марсель, забирая свои документы, действовал мастерски.
Вероника кивнула, когда Зара перевела ей эту фразу. Почему же нет, он и был искусным мастером, very skilfull, он выучился на слесаря, he was a learned metalworker. Вот и прекрасно, если он такое совершил, и абсолютно правильно. И она рассказала Штели, социальному работнику, о поездке к матери Марселя, которую они нашли благодаря свидетельству о рождении и которая всю жизнь ждет весточки от сына, лишившись его вскоре после рождения. Может ли та вообразить себе такое? Can you imagine that?
— Да, увы, это не единственный случай, — ответила Штели. В последнее время им часто приходится иметь дело с подобными запросами, и сама она вообще не представляет себе, как такие интриги возможны, едва ли не стыдится того, что работает в том самом учреждении, а потому хотела бы извиниться перед нею, госпожой Бланпен, от имени этого учреждения.
— Спасибо, с вашей стороны это очень любезно, very kind, но только судьбу Мартена это никак не изменит.
Читать дальше