Дэвид Лодж - Для англоманов - Мюриэл Спарк, и не только

Полю хочется ударить сына и крикнуть ему, что поганое образование сделало его непригодным для современного мира, а на поганые деньги его матери он мотался по миру, меняя институты истории искусств, где можно было учиться за деньги. Поль кладет ладони на ручки кресла и, по обычным мотивам, какие удерживают человека от насилия на словах и на деле, подавляет это желание. Он говорит: — Она сидит и смотрит в окно. Она хорошо помнит Киля. Помнит, что случилось, когда мы служили в военное время. Она знает, что Киль был двойным агентом и после войны попал в тюрьму. Она слышала, что он умер в тюрьме, а теперь вот встречает его в Нью-Йорке. Но бессмысленно объяснять ей все значение этой встречи — объяснение ей не интересно. Она далеко, и до нее не достучаться. Она смотрит в окно, а я стою, как бакалейщик, который пришел за деньгами по просроченному счету, скажем, к Микеланджело, в то время как тот высоко на лесах расписывает потолок Сикстинской капеллы. Она говорит мне: «Пойди принеси что-нибудь выпить». Вот что она мне говорит. Она с ее мыслями парит высоко, я для нее всего лишь жалкая фигурка далеко внизу.

Пьер принимает наконец заинтересованный вид — то ли потому, что ему интересно, то ли ему хватает ума понять, что теперь следует притвориться. Он отходит от окна и садится в кресло напротив Поля, случайно или намеренно положив на подлокотник левую руку таким образом, чтобы часы оказались циферблатом вверх.

— Она больше… — начинает Пьер, но его прерывает звонок домофона. Он поднимает брови, встает, идет нажать на кнопку, открывающую наружную дверь, и возвращается, соображая вслух, кто бы это мог быть. За это время лифт успевает подняться, и Пьер впускает в квартиру полноватого белокожего молодого мужчину с коротким ежиком и светлыми глазами с красными веками, в голубых штанах и свободной белой рубашке навыпуск. Поль не может определить его возраст — одутловатость смазывает черты лица.

Мужчину зовут Перегрином. Перегрин — то ли его имя, то ли фамилия.

— Перегрин — мой отец. Отец — Перегрин, — знакомит их Пьер.

— Мне пора, — говорит Поль.

Пьер, провожая отца до двери, говорит: — У меня большие сомнения, что человек, которого ты видел здесь, в Нью-Йорке, — тот самый Киль, о котором ты рассказывал. Думаю, ты ошибся.

Три года тому назад Эльза сказала: — Может, я все выдумываю, как сказал Цезарь жене утром мартовских ид.

— Тоже мне сравнила, — сказал Поль. — Ты одно дело, а Цезарь — другое.

В тот раз Пьер и Катерина были в комнате. У Катерины начинались последние школьные каникулы.

— Где ты прочитала такое про Цезаря? — спросила Катерина.

— Как ты мне надоела, — ответила ее мать, — с твоей чертовой манерой все понимать буквально.

— Не понимаю, мама, — сказала Катерина.

— Не всем нам отпущен дар понимания, — сказала Эльза и устремила взгляд на окна.

— Раньше ты относилась к нам по-другому, — сказал Пьер. — Раньше ты была ласковой и терпеливой. Впрочем, не так уж это и важно.

— Всему свое время, — сказала Эльза. — Теперь ваша очередь быть ласковыми и терпеливыми.

— Они проявляют много ласки и много терпения, Эльза, — сказал Поль. — Да и я, — сказал Поль, — тоже стараюсь, как умею.

— Где ты прочитала такое про Цезаря, мама? — спросила Катерина.

— Я не читала.

— Тогда откуда ты знаешь, что он это сказал?

Эльза прижалась лбом к стеклу и начала смеяться. Отец вышел из комнаты, дочь следом, а за ней и сын.

Тогда это было три года назад. А теперь этому уже много лет, идет Вторая мировая война, они недавно помолвлены и вместе служат в так называемом Комплексе. Комплекс — маленький аванпост британской разведки в самом сердце сельской Англии.

— Ты слышала, что случилось с Килем? — спрашивает Поль Эльзу.

— Нет. А что?

— Его вернули в лагерь для военнопленных.

— Какого Киля? Клауса Киля? — спрашивает она.

— Этого-то? Нет, с какой стати, он безвреден. Я говорю о Гельмуте.

— Но я видела Гельмута вчера вечером. Он был здесь.

— Был, но утром его вернули обратно.

— За что? — спрашивает она.

— Видимо, он устроил драку в свой комнате. Разбил окно.

— Гельмут разбил окно? Вчера вечером? Что-то на него не похоже, Поль. Он человек серьезный. Должно быть, его спровоцировали.

— Нет, — возразил Поль, — никто его не провоцировал.

— Почему тогда он затеял драку? — спрашивает она.

— Должно быть, хотел, чтоб его вернули. Здешние кретины этого не способны понять. Для них существуют только правила внутреннего распорядка. О психологии понятия не имеют. Немецкие сотрудники обязаны соблюдать правила, вот его и вернули в лагерь за их нарушение, а он, ясное дело, только этого и добивался.