К лету я снова стала прежней. Мелани уехала готовиться к поступлению в университет, а я возилась с моими проповедями для будущей выездной кампании, которую мы планировали в Блэкпуле. Никто не упоминал про Инцидент, никто как будто не заметил, что мисс Джюсбери упаковала свой гобой и уехала. Моя мама бо́льшую часть времени распевала «Сносите снопы» и собирала консервы для Праздника урожая. Скоропортящиеся продукты она не одобряла – а вдруг холокост? – и поставила себе целью уговорить остальных женщин нашей церкви внести свой вклад в запасы гигантского Военного буфета, спрятанного под ризницей.
– Они мне еще спасибо скажут, когда придет время, – повторяла она.
Одним солнечным субботним днем мы погрузились в автобус и выехали в Блэкпул.
– Жаль, что нет Элси с ее аккордеоном, – вздохнула миссис Ротуэлл.
– Ей сейчас в другом месте лучше, – довольно резко возразила моя мама.
В прошлом подобные замечания ничего бы для меня не значили, но теперь я была не так проста. Я часто думала, не расспросить ли ее, не попытаться ли заставить ее рассказать, как она видит мир. Раньше я считала, что люди видят мир одинаково, однако все это время мы словно бы жили на разных планетах. Я пересела назад, чтобы помочь Мэй с ее купонами. Мама, по всей очевидности, оскорбилась моим уходом и с головой ушла в «Ленту надежды».
– Дурацкое занятие, – кисло заметила Мэй.
К тому времени я была готова согласиться.
Наше первое собрание в Моркаме прошло с большим успехом. Меня поставили проповедовать, и, как обычно, многие пришедшие обрели Господа.
– А ведь своих способностей она не утратила, да? – усмехнулась моей маме Мэй.
– Я вовремя ее уберегла, вот почему, – только и сказала мама и ушла назад в пансион.
Ее примеру последовали еще несколько человек, а оставшиеся решили возрадоваться в Господе. Мы достали бубны и ноты и практиковались до поздней ночи. Около одиннадцати вечера полог шатра захлопал, и на поле снаружи началась какая-то суматоха.
– Святой Дух! – воскликнула Мэй.
– Что-то мало в его звуках святости, – заявила миссис Уайт.
– Что нам делать? – шепнула мне одна новообращенная. Я обняла ее одной рукой. Она была очень мягкой.
– Я пойду посмотрю, – успокоила я остальных.
– Это Бог, не смотри! – увещевала, спрятавшись за полог, Мэй.
Это был не Бог, а пятеро сердитых мужчин из пансиона по соседству. Они пришли с фонарями и какими-то листками бумаги, которыми стали размахивать у меня под носом.
– Вы тут главная?
– Да, можно сказать и так. Я возглавляю молитвенное собрание, входите.
Они последовали за мной в шатер.
– Плевать нам на ваши молитвенные собрания… – начал один.
– Господь вас покарает, – сообщила миссис Ротуэлл, которая только что проснулась.
– Мы – нормальные люди, и хотим нормально выспаться, – продолжал он, свирепо глядя на нас. – Мы сюда в отпуск приехали и не хотим, чтобы какие-то святоши тут стучали и вопили. Вы так орете, что мертвого разбудите.
– В последний день мертвые пойдут по земле, и вы будете с козлищами, – презрительно бросила Мэй.
– Послушайте! – Вперед вышел второй мужчина, тыча в нас своей бумажкой. – Тут сказано… вот тут, в правилах дома отдыха… никакого шума после одиннадцати. А вы находитесь на территории, принадлежащей дому отдыха.
– Присоединяйтесь к нам, – предложила я.
– Послушайте, мы год напролет ишачим на чертовой Британской фабрике канатов в чертовом Уэйкфилде и приезжаем сюда ради тишины и покоя, поэтому сворачивайтесь или проваливайте.
На мгновение повисла тишина, а потом:
– Ладно, ребята, пошли, мать их, спать.
– Надо же, – выдохнула миссис Уайт.
– Без толку спорить, – сказала я. – Завтра будет новый день, давайте собираться.
Итак, благочестивые прекратили звуки радости и ушли, оставив меня и новообращенную девушку по имени Кэти гасить свет.
Когда я вернулась в пансион, мама, опершись на гору подушек, читала новую книгу, которую прислал ей пастор Спрэтт. Называлась она «Где страшится ступать белый человек».
– Знаешь, – сказала она, – они кормили белых мышей той же едой, что едят индейцы, и все они сдохли.
– И?
– И это доказывает, что Господь заботится о христианских странах.
– Не думаю, что мыши выжили бы на тушеном мясе с картошкой.
– Пфуй! Хвала Господу за его доброту, а сейчас я буду спать. – Она погасила настольную лампу и захрапела.
А вот мне было о чем подумать.
На следующий день нам предстояло собраться у водокачки, чтобы раздавать листовки перед вечерней службой. Мэй красовалась в рекламном «бутерброде», который гласил: «ВЗЫЩИ ГОСПОДА, ПОКА ЕГО МОЖНО СЫСКАТЬ».
Читать дальше