Харуки Мураками - Норвежский лес [litres]

– С чего это ты? – немного опешив, спросил я.

– Так просто. Захотелось. Я ведь наполовину – из спермы отца. Что, и показать нельзя? Смотри, отец, – это и есть твоя дочь. Не на трезвую голову, конечно.

– Хм.

– Пришла сестра, чуть не упала с испугу. Еще бы: перед портретом отца на алтаре, раскинув ноги, сижу я. Кто угодно удивится.

– Пожалуй.

– Ну, я объяснила ей суть. То-то и потому-то. Давай и ты, Момо, садись рядом и покажем отцу на пару. Но она не стала. Только удивилась и ушла. Она в этом смысле человек очень консервативный.

– Что сравнительно порядочно.

– А как тебе показался отец?

– У меня с любым человеком первая встреча выходит непросто. А на этот раз, наедине, тяжести не почувствовалось. Наоборот, было легко. О многом поговорили.

– О чем?

– О Еврипиде.

Мидори засмеялась очень весело.

– Во, чудак! Ну кому в голову взбредет заводить разговоры о Еврипиде у постели умирающего, которого видишь впервые в жизни?

– А разве кто-нибудь еще раздвигает ноги перед портретом покойного отца?

Мидори фыркнула, затем позвонила в колокольчик возле алтаря.

– Спокойной ночи, папа. Мы пока повеселимся. Спи спокойно. Отмучился. Мертвые уже не страдают. А если тебе и сейчас тяжело, пожалуйся богу. Скажи: разве так можно? Увидишься в раю с матерью – расслабься с нею вовсю. Я видела, какой он у тебя шикарный, когда подмывала. Держись там. Спокойной ночи.

Мы по очереди посидели в ванне и надели пижамы. Мидори дала мне почти новую отцовскую, которая оказалась маловата, но все же лучше, чем вообще ничего. Затем Мидори постелила в комнате с алтарем гостевую постель.

– Не страшно перед алтарем? – спросила она.

– Не страшно. Я же ничего плохого не делал, – улыбнулся я.

– Но пока я не усну, полежи со мной, пообнимаемся?

– Хорошо.

Обнимая ее, я несколько раз чуть не свалился с кровати. Мидори уткнулась носом мне в грудь и обхватила меня руками за пояс. Правой рукой я гладил ее по спине, левой – держался за спинку кровати, чтобы не упасть. Какое там сексуальное возбуждение… У меня перед носом была голова Мидори, и ее короткие волосы иногда щекотали мне ноздри.

– Слышь? Скажи мне что-нибудь? – попросила Мидори, уткнувшись мне в грудь.

– Что, например?

– Что угодно. Чтобы мне стало приятно.

– Ты – хорошенькая.

– Мидори, – сказала она. – Имя добавляй.

– Очень хорошенькая… Мидори, – исправился я.

– Очень – это сколько?

– Хватит, чтобы обрушились горы и высохло море.

Мидори подняла на меня глаза.

– Как странно ты говоришь…

– Трогательно от тебя такое слышать, – рассмеялся я.

– Скажи еще что-нибудь хорошее.

– Я люблю тебя, Мидори.

– Как сильно?

– Как медведя весной.

– Медведя весной… – опять подняла на меня глаза Мидори. – Что это значит – «медведя весной»?

– Ты бредешь в одиночестве по весеннему лугу. Навстречу тебе выходит медвежонок с мягкой, как бархат, шерсткой и говорит: «Привет, сестричка! Поиграешь со мной в кувыркалки?» И ты весь день с ним в обнимку кувыркаешься со склона холма в зарослях клевера. Разве не прекрасно?

– Очень.

– Вот так я тебя и люблю.

Мидори опять прижалась ко мне и сказала:

– Классно. Если я тебе так нравлюсь, выполнишь все, что я попрошу? И не рассердишься?

– Конечно.

– И будешь меня беречь?

– Конечно, – повторил я и погладил ее короткие и мягкие, как у мальчика, волосы. – Не бойся, все будет хорошо.

– Но мне страшно, – сказала Мидори.

Я нежно обнял ее за плечи, и вскоре они равномерно задвигались, послышалось сонное дыхание. Я осторожно встал, пошел на кухню и выпил банку пива. Спать совершенно не хотелось. Я решил почитать, но ничего похожего на книгу в поле зрения не оказалось. Хотел было сходить в комнату Мидори, взять что-нибудь с полки, но побоялся, что разбужу ее.

Рассеянно попивая пиво, я вспомнил, что здесь вообще-то – книжный магазин. Спустился по лестнице, включил свет и окинул взглядом полки. Интересных книг было мало, большую их часть я уже читал. Однако требовалось хоть что-нибудь, и я выбрал «Под колесами» Германа Гессе: судя по выцветшей обложке, стояла она здесь целую вечность. Возле кассы я оставил деньги, сколько значилось на ценнике. По крайней мере, книжные запасы магазина Кобаяси хоть немного, но сократились.

Я сидел за столом на кухне, пил пиво и читал «Под колесами». Первый раз она мне попалась в тот год, когда я перешел в среднюю школу. И вот, спустя восемь лет я читаю ночью ту же самую книгу на кухне в доме девушки, одетый в пижаму ее покойного отца, которая мне жмет. Странное дело. В иной ситуации я вряд ли стал бы перечитывать «Под колесами».