Харуки Мураками - Норвежский лес [litres]

– Не переживай, – успокаивала меня Наоко, – сейчас такой период. Чем говорить самой, мне куда приятней слушать тебя.

Когда Рэйко под каким-то предлогом куда-то ушла, мы с Наоко обнялись на кровати. Я целовал ее шею, плечи, груди, и она, как и в прошлый раз, помогла мне кончить. Сняв напряжение, я рассказал Наоко, что помнил все эти два месяца прикосновение ее пальцев, и мастурбировал, думая о ней.

– Что, ни с кем не спал? – спросила она.

– Нет.

– Тогда запомни и это, – сказала она, опустилась ниже, ласково коснулась губами моего пениса, а затем окутала его теплом. Язык ее шевелился, прямые волосы касались моего паха и, словно перышком, поглаживали его в такт движениям ее губ. Я кончил второй раз.

– Как, запомнится? – спросила потом Наоко.

– Конечно. Навсегда.

Я обнял ее, запустил палец под ее трусики и нащупал вагину, но в этот раз она оказалась сухой. Наоко покачала головой и отстранила мою руку. И мы некоторое время молча обнимались.

– После этого учебного года хочу съехать из общежития и поискать где-нибудь квартиру, – сказал я. – Общажная жизнь уже порядком надоела. Если подрабатывать, на жизнь хватит. Вот. Если хочешь, давай будем жить вместе? Как я предлагал тебе раньше.

– Спасибо. Я очень рада твоим словам, – ответила Наоко.

– Здесь совсем неплохое место. Тихо, идеально, Рэйко – хороший человек. Но тут нельзя находиться долго. Слишком оно особенное, чтобы долго в нем быть. И чем дольше здесь живешь, тем потом труднее будет выйти.

Наоко молча смотрела в окно. Там виднелся один лишь снег. Низко нависали свинцовые тучи, и между заснеженной равниной и небом зазор оставался совсем ничтожный.

– Подумай, не спеши, – сказал я. – В любом случае, до марта я перееду, поэтому если хочешь перебраться ко мне, можешь сделать это в любое удобное время.

Наоко кивнула. Я нежно обнимал ее – будто держал в руках хрупкое стекло. Она обвила мою шею руками. Я был голый, она – в одних узеньких белых трусиках. Сколько ни смотри, насмотреться на ее тело вдоволь невозможно.

– Почему у меня не влажно? – тихо спросила Наоко. – Со мной так было только один раз. Тогда. В апреле – на мое двадцатилетие. В ту ночь, когда ты был со мной. Почему больше не получается?

– Это от нервов. Со временем все станет нормально. Главное – не торопиться.

– Все мои проблемы – от нервов, – сказала Наоко. – Если у меня всю жизнь будет сухо, если я всю жизнь не смогу заниматься сексом, ты все равно будешь меня любить? Хватит губ и пальцев? Или будешь искать секса с другими девчонками?

– Я, по своей сути, – оптимист.

Наоко уселась на кровати, натянула через голову майку, затем – фланелевую рубашку и синие джинсы. Я тоже оделся.

– Дай мне время спокойно подумать, – сказала Наоко. – И сам подумай, не спеша.

– Подумаю, – ответил я. – Как классно ты делаешь ртом…

Наоко немного покраснела, улыбнулась.

– Кидзуки мне тоже это говорил.

– У нас с ним совпадают и мнения, и интересы, – сказал я и засмеялся.

Мы сели на кухне за стол, пили кофе и вспоминали прошлое. О Кидзуки она уже могла думать без боли. Говорила, медленно подбирая слова. Прекращался и снова сыпал снег, но за три дня ни разу не распогодилось.

– Скорее всего, смогу приехать в марте, – сказал я на прощание.

Затем обнял ее поверх толстого пальто и поцеловал.

– До свидания, – сказала Наоко.

Настал режущий ухо тысяча девятьсот семидесятый год, который поставил окончательную точку на моем отрочестве. Я вступил в новую трясину. В конце учебного года проводились экзамены, которые я сравнительно легко преодолел. Другого занятия у меня все равно не было, я почти каждый день ходил в институт и спокойно сдал сессию без какой-либо особой подготовки.

Тем временем в общежитии случилось несколько происшествий. Сектанты прятали у себя в комнатах шлемы и железные прутья и на этой почве повздорили с воспитанниками начальника общежития из спортивной секции. Двое получили увечья, шестерых выгнали из общежития. Это происшествие имело последствия, и почти каждый день то там, то тут происходили небольшие стычки. В общаге поселилось напряжение, все были на взводе. Я тоже едва не попал под горячую руку спортсменам, но вовремя возник Нагасава и заступился за меня. В любом случае, пора было оттуда съезжать.

Сдав сессию, я всерьез занялся поисками жилья. И спустя неделю нашел в пригороде Кичидзёдзи подходящую по стоимости комнату. Далеко от станции, правда, но отдельный дом. Что называется, повезло. Флигель этот одиноко стоял в дальнем углу большого участка, и между ним и домом простирался сильно запущенный сад. Хозяева пользовались входом с улицы, я – черным ходом. Простор для любой личной жизни. Одна комната, кухня и туалет, вдобавок ко всему – огромный альков, превосходящий все мыслимые габариты. Имелась даже веранда, выходившая в сад. К хозяевам в Токио на будущий год, возможно, приедет внук, поэтому комнату придется освободить, и квартплата была намного ниже обычного. Хозяева – добродушная пожилая пара. Они сказали мне: «Живи как хочешь, мы тебе слова не скажем».