Харуки Мураками - Норвежский лес [litres]

– Я б на месте младшей сестры вряд ли сошла с ума. Наоборот, смотрела бы, чтоб ничего не пропустить, – сказала мне Мидори.

– Пожалуй.

– Тебе, кстати, не кажется, что у младшей сестры для девственницы слишком темные соски?

– Точно.

Она увлеченно смотрела фильм, как бы въедаясь в него. «Как внимательно она смотрит, а? Можно считать, деньги потрачены недаром…» – с восхищением думал я. Тем временем, Мидори громко сообщала мне все, что ей приходило на ум:

– Смотри, смотри, во, классно! Что делается, а?

Или:

– Какая жуть! Троих одновременно, – так ведь все порвется…

Или:

– Ватанабэ! Я тоже хочу кому-нибудь так сделать.

Мне было куда интереснее следить за ней, чем смотреть кино.

Во время перерыва, когда включили свет, я оглядел зал: кроме Мидори, других женщин не было. Сидевший поблизости студентик, увидев ее, пересел в другой конец зала.

– Ватанабэ, – спросила Мидори, – когда смотришь такое, встает?

– Ну, иногда, – ответил я. – В принципе, такие фильмы для того и снимаются.

– А во время таких сцен у всех зрителей встает, да? Тридцать, там, сорок… враз – оп, и встали. Тебе это не кажется странным?

– Тебя послушаешь – и не кажется.

Второй фильм был пристойнее, но его приличные части оказались еще скучнее, чем в первом. Персонажи обильно ублажали друг друга языками, поэтому всякий раз во время феллацио, куннилингуса и позы «шестьдесят девять» по кинотеатру разносились похлюпывания и посасывания. Слушая эти звуки, я ощутил загадочное волнение от того, что вообще живу на этой необыкновенной планете.

– Кто придумывает такие звуки? – спросил я Мидори.

– А мне нравятся, – ответила она.

Там были даже специальные звуки, когда пенис входил в вагину и начинал там двигаться. Признаться, я даже не догадывался об их существовании. Мужчина пыхтел, женщина тяжело дышала и произносила банальности: «хорошо», «сильнее»… Поскрипывала кровать. И такие сцены – одна за другой. Мидори сначала смотрела с интересом, но затем и ей надоело.

– Пойдем отсюда, – предложила она. Мы вышли на улицу и вдохнули полной грудью. Впервые воздух Синдзюку показался мне таким свежим.

– Вот. Развлеклись, – сказала Мидори. – Как-нибудь сходим еще?

– Сколько ни ходи, ничего нового не покажут.

– Ну а что поделаешь? У нас ведь тоже разнообразия маловато.

По сути, так оно и есть.

Затем мы зашли в какой-то бар и выпили еще. Я – виски, Мидори – три или четыре каких-то диких коктейля. Когда вышли на улицу, Мидори заявила, что хочет залезть на дерево.

– Да здесь и деревьев-то нет. К тому же, куда тебе лезть в таком состоянии? – сказал я.

– Вечно ты людей обламываешь. Хочу быть пьяной и пьянею. Разве нельзя? Или думаешь, что выпив, я не смогу залезть на дерево? Хм. Вот залезу на высокое-превысокое дерево и, как цикада, помочусь с верхушки всем на головы.

– Слушай, может, ты в туалет хочешь?

– Ага.

Я привел Мидори в туалет на Синдзюку, заплатил какие-то деньги, отправил ее внутрь, а сам купил в киоске вечерний выпуск газеты. Решил подождать ее с пользой. Но она не выходила. Прошло минут пятнадцать. Я забеспокоился и собрался уже пойти посмотреть, не случилось ли чего, когда она появилась. Слегка побледневшая.

– Прости. Пока сидела, задремала, – сказала Мидори.

– Тебе как? – надевая на нее пальто, спросил я.

– Неважно.

– Я провожу тебя домой, – сказал я. – Вернешься, посидишь в ванне – и спать. Ты устала.

– Не пойду я домой. Все равно там сейчас никого. Не хочу я одна спать в таком месте.

– Вот те на… – сказал я. – И что будем делать?

– Найдем какой-нибудь лав-отель и уснем вместе в обнимку. До самого утра… крепко-крепко. Утром где-нибудь позавтракаем и вместе пойдем в школу.

– И ради этого ты меня с собой позвала?

– Разумеется.

– Чем меня, позвала бы своего парня. Как ни крути, было б лучше. На то и любовники.

– Но я хочу быть с тобой.

– Я не могу, – категорически сказал я. – Во-первых, я должен до двенадцати вернуться в общежитие. Не вернусь – получится самоволка. Один раз такое уже было, и пришлось тяжко. Во-вторых, если я лягу в постель с девчонкой, мне, естественно, захочется. А терпеть я не собираюсь. Глядишь – и не удержусь.

– Свяжешь меня и изнасилуешь сзади?

– Послушай, это не шутки.

– Просто мне грустно. Очень грустно. И перед тобой неудобно. Я лишь требую от тебя, и ничего не даю взамен. Говорю, что в голову взбредет, вызываю, таскаю за собой. Но ты – единственный, с кем я могу себе такое позволить. За все мои двадцать лет жизни никому ни разу не было до меня дела. Ни отец, ни мать со мной не считались, парень – не того сорта человек. Стоит мне закапризничать – сразу сердится. Вот уже и поссорились. И получается, что я такое могу сказать только тебе. Я сейчас и вправду смерть как устала и не знаю, что мне делать. Просто хочется уснуть, чтобы кто-нибудь при этом говорил, какая я хорошая и красивая. Только и всего. Открою глаза – силы вернутся, и больше никогда тебя об этом не попрошу. Ни за что. Потому что я примерная девушка.