Харуки Мураками - Норвежский лес [litres]

«Ну-ну. Прямо, как с Кидзуки и Наоко», – подумал я.

– Потом я пойду с Хацуми и останусь у нее. А поужинать можно втроем.

– Ну если вы не против, я, конечно, пойду, – согласился я. – Только вот что, Нагасава… Как ты собираешься поступить? С Хацуми? После стажировки тебя отправят на несколько лет за границу. А что будет с ней?

– Это не моя, а ее проблема.

– Что ты имеешь в виду?

Он в прежней позе – задрав ноги на стол – отхлебнул пива и зевнул.

– А то, что не собираюсь я ни на ком жениться. И давно говорил об этом Хацуми. Поэтому если она хочет за меня замуж, пожалуйста. Я ее не удерживаю. Хочет меня ждать, не выходя за другого, пусть ждет. Вот тебе весь смысл.

– Хм, – только и вымолвил я.

– Думаешь, каков мерзавец?

– Во-во.

– В мире господствует несправедливость. Причем, не по моей вине. Так уж заведено. Я ни разу не обманул Хацуми. В этом смысле, она знает, кто я такой. Сам предлагал ей: не нравлюсь – давай расстанемся.

Нагасава допил пиво и закурил.

– Тебе не бывает страшно за то, как жизнь сложится? – спросил я.

– Я не такой идиот. Еще как бывает. И это естественно. Только я не признаю это за аксиому. Стараюсь на все сто процентов и делаю, пока получается. Что хочется – беру, что нет – прохожу мимо. Так и живу. Не ладится дело – думаю с того места, где не заладилось. Если разобраться, в несправедливом обществе, наоборот, можно проявить свои способности.

– Отдает эгоизмом, – заметил я.

– Но я ведь не жду, пока плод сам упадет на голову. Я по-своему стараюсь как могу. Раз в десять больше тебя, например.

– Это точно, – признал я.

– Поэтому иногда смотрю на людей – и становится тошно. Почему они не пытаются стараться? Палец о палец не ударят, а только кричат на всех углах о несправедливости.

Я удивленно смотрел в лицо Нагасавы.

– На мой взгляд, люди и так работают на износ. Или я не прав?

– Это не старание, а простой труд, – отрезал Нагасава. – Под старанием я имею в виду другое. Старание – это нечто более активное и целенаправленное.

– Например, устроившись на работу, взяться за испанский язык, пока все валяют дурака? Ты это имел в виду?

– Именно. До весны выучу испанский, как свой родной. Английский, немецкий, французский я уже знаю. Итальянский – почти. Сможешь так без старания?

Он курил, а я размышлял об отце Мидори. Тому вряд ли когда приходило в голову учить перед телевизором испанский язык. И, думаю, вряд ли он подозревал о существовании разницы между старанием и трудом. Ему было не до того. Работал, не покладая рук, ездил в Фукусиму за сбегавшей из дома дочерью…

– Что если пойти в ресторан в эту субботу? – спросил Нагасава.

– Хорошо, – ответил я.

Выбор Нагасавы пал на тихий шикарный ресторан французской кухни в районе Адзабу. Он назвал метрдотелю свое имя, и нас провели в отдельный кабинет в глубине заведения. Со стен маленькой комнаты свисали пятнадцать гравюр. Пока не пришла Хацуми, мы обсуждали роман Джозефа Конрада и пили вкусное вино. Нагасава был в дорогом костюме серого цвета, я – в обычном синем пиджаке.

Минут через пятнадцать пришла Хацуми. С идеальным макияжем, в золотых серьгах, дорогих красных лодочках и шикарном темно-синем платье.

– Этот цвет называется «ночная грусть», – пояснила она, а о самом ресторане восхищенно отозвалась: – Чудесное место.

– Здесь ужинает отец, когда бывает в Токио. Один раз брал с собой меня. Сам я такую напыщенную кухню не особо люблю, – сказал Нагасава.

– Иногда можно себе позволить. Так ведь? Да, Ватанабэ?

– Так. Если не за свой счет.

– Отец почти всегда приходит сюда с женщиной, – сказал Нагасава. – Есть у него одна в Токио.

– Вот как? – удивилась Хацуми.

Я сделал вид, что не расслышал, и отхлебнул вина.

Вскоре пришел официант, и мы сделали заказ: к закуске и супу Нагасава выбрал главным блюдом утку, а мы с Хацуми – судака. Блюда подавали неспешно, мы пили вино и вели разговоры. Сначала Нагасава рассказывал об экзаменах в МИД. Большинство абитуриентов – отбросы, ринувшиеся туда как в омут головой, но было и несколько толковых парней. Я задал вопрос, каково там соотношение толковых по сравнению с обычным обществом.

– Такое же. Как иначе? – само собой разумеющимся тоном ответил Нагасава. – Как и везде. Неизменное.

Допили вино. Нагасава заказал нам еще одну бутылку, а себе – двойной скотч.

Затем Хацуми завела разговор о подружке, которую хотела со мной познакомить. Наша с ней давняя проблема: она постоянно пыталась свести меня с «очень красивой девчонкой из клуба», а я встреч постоянно избегал.