Харуки Мураками - Норвежский лес [litres]

– И как, понравилось? – спросила меня Хацуми.

– В смысле, обмен?

– Обмен и прочее.

– Что там может понравиться? Делаешь свое дело и все. Разве могут такие развлечения доставлять удовольствие?

– Зачем же тогда?

– Я пригласил, – сказал Нагасава.

– Я спрашиваю Ватанабэ, – резко сказала Хацуми. – Зачем ты этим всем занимаешься?

– Иногда хочется порезвиться с какой-нибудь девчонкой.

– А не лучше как-нибудь разобраться со своей любимой? – немного подумав, спросила Хацуми.

– Там запутанная ситуация.

Хацуми вздохнула.

Распахнулись двери, внесли блюда. Перед Нагасавой поставили жареную утку, передо мной и Хацуми – по судаку. Помимо того, на тарелках лежали вареные овощи под соусом. Официант ушел, и мы опять остались втроем. Нагасава разрезал утку и принялся с аппетитом есть, запивая виски. Я попробовал шпинат. Хацуми к еде не прикоснулась.

– Послушай, Ватанабэ, я не знаю, какая там у тебя ситуация, но это все – не для тебя, тебе это не идет. Как сам считаешь? – сказала Хацуми. Положив руки на стол, она пристально смотрела мне в лицо.

– Да, – ответил я. – Сам иногда так думаю.

– Тогда почему не прекратишь?

– Иногда хочется тепла, – откровенно признался я. – Без тепла женского тела становится невыносимо грустно.

– Ну, то есть, вот что, – вмешался Нагасава. – У Ватанабэ есть подруга, но в силу неких обстоятельств любовью заниматься с нею он не может. Поэтому секс рассматривает только как секс, и занимается им на стороне. Разве нельзя? Вполне логично. Не дрочить же ему, запершись в своей комнате.

– Но если он ее любит, неужели нельзя потерпеть? Ватанабэ?

– Может, и так, – сказал я, и отправил в рот кусочек судака под сливочным соусом.

– Ничего ты не понимаешь в половом влечении мужчин, – сказал Нагасава Хацуми. – Например, мы с тобой вместе уже три года. За это время я переспал с кучей девчонок, но совершенно их не помню. Даже по именам не знаю. Больше одного раза ни с кем не виделся. Встречался, трахался и расставался. Только и всего. И что в этом плохого?

– Я терпеть не могу это твое высокомерие, – тихо сказала Хацуми. – Проблема не в том, спать или нет с другими. Или я хотя бы раз серьезно обиделась на тебя из-за твоих хождений по девкам?

– Разве это хождения? Простая игра. И никто не в обиде, – сказал Нагасава.

– Я в обиде, – сказала Хацуми. – Или одной меня мало?

Нагасава медлил с ответом, болтая виски в стакане.

– Не мало. Это разговор иного рода. Есть во мне какая-то жажда, требующая чего-то такого. Если тебя это обижает, извини. Я не хочу сказать, что тебя одной мне мало. Но я живу лишь благодаря такой жажде. Такой вот я человек. Что со мной поделаешь?

Хацуми наконец-то взяла в руки нож с вилкой и принялась за судака.

– Но ты в любом случае не имел права втягивать в это Ватанабэ.

– Мы с Ватанабэ кое в чем похожи, – сказал Нагасава. – По существу, нам обоим интересны только мы сами. В этом и есть вся разница, высокомерие это или нет… Интерес наш – лишь к собственным мыслям, чувствам, поступкам. Поэтому Ватанабэ может думать независимо от остальных. Мне он нравится именно этим. Просто он сам пока толком этого не осознает, поэтому, бывает, сомневается, обижается…

– А разве есть люди, которые не сомневаются и не обижаются? – спросила Хацуми. – Или ты хочешь сказать, что сам никогда не сомневался и не обижался?

– И сомневался, и обижался, конечно. Но если тренироваться, можно обойтись малой кровью. Если мышь начать бить током, она примется выбирать самый безболезненный путь.

– Но мышь не может любить.

– Мышь не может любить, – повторил Нагасава и посмотрел на меня. – Прекрасно! Хочется музыкального сопровождения. Две арфы к оркестру, пожалуйста…

– Брось шутить. Я серьезно.

– Мы сейчас ужинаем, – сказал Нагасава. – К тому же, здесь Ватанабэ. Было бы приличней оставить серьезный разговор на другой раз.

– Может, мне уйти? – спросил я.

– Останься, пожалуйста. Так лучше, – попросила Хацуми.

– Раз уж пришел, дождись десерта.

– Мне, в принципе, все равно.

Некоторое время мы продолжали ужин молча. Я съел судака подчистую, Хацуми оставила половину. Нагасава давным-давно покончил с уткой и продолжал пить виски.

– Вкусный был судак, – попробовал сказать я, но никто не ответил. Будто я кинул камешек в глубокий колодец.

Тем временем убрали посуду и принесли лимонный шербет и кофе-эспрессо. Нагасава лишь попробовал то и другое и сразу закурил. Хацуми есть шербет не стала. Ну-ну – я уписал шербет и принялся за кофе. Хацуми рассматривала свои руки, сцепленные над столом. Руки эти, как и все, что было на ней, выглядели изысканно и шикарно. Я подумал о Рэйко и Наоко. Что они сейчас делают? Наоко, пожалуй, лежит на диване и читает книгу, а Рэйко играет на гитаре «Norwegian Wood». Меня вдруг неудержимо потянуло в их комнатку. Что я здесь вообще делаю?