Харуки Мураками - Норвежский лес [litres]

– Я отстану.

– Знаю. Но это же вымышленная сцена. Поэтому пусть будет так, – продолжала Мидори. – И ты показываешь мне. Его. Который встал. Я закрываю глаза, но вскользь замечаю все равно. И говорю: «Нет. Я серьезно – нет. Такой большой и толстый не войдет».

– Не такой у меня и большой. Обычный.

– Ладно. Какая разница? Это же фантазия. Вдруг твое лицо становится печальным, и ты говоришь: «Мне жаль тебя. Давай пожалею. Ну, не плачь, не плачь. Бедный ребенок».

– То есть, этого тебе сейчас хочется больше всего?

– Да.

– Ну-ну.

Выпив по пять стаканов водки с тоником, мы собрались уходить. Я хотел было заплатить, но Мидори шлепнула меня по руке, вынула из портмоне десятитысячную купюру без единой морщинки и заплатила по счету.

– Ладно тебе. Я как раз получила за одну работу. К тому же, приглашала я, – сказала она. – Конечно, если ты состоятельный фашист и не терпишь, когда женщина угощает, тогда другое дело.

– Я так не думаю.

– К тому же, я тебе не дала.

– Потому что большой и толстый?

– Да, – сказала Мидори. – Потому что большой и толстый.

Мидори захмелела, оступилась, и мы чуть не покатились кубарем с лестницы. Когда мы вышли на улицу, голубое небо застилали тонкие облака, город нежно окрашивали лучи заходящего солнца. Мы немного побродили по городу, и между делом Мидори сказала, что хочет полазать по деревьям. На Синдзюку подходящих на нашлось, а парк Синдзюку-Гёэн уже был закрыт.

– Жаль, – сказала она. – Я так люблю лазать по деревьям.

Мы шли и по дороге покупали то, что приглянется нам на витринах. Город перестал выглядеть неестественным, как раньше.

– Благодаря тебе я, кажется, постепенно привык к этому миру.

Мидори остановилась и посмотрела мне в глаза.

– Точно. Зрачки прояснились. Видишь – поведешься со мной, и сколько хорошего сразу.

– Верно.

В полшестого Мидори сказала, что ей нужно готовить ужин, и засобиралась домой. Я ответил, что тогда поеду на автобусе в общагу. Проводил ее до вокзала Синдзюку, и мы расстались.

– Знаешь, чего я сейчас хочу? – спросила перед расставанием Мидори.

– Даже не представляю, о чем ты можешь подумать.

– Хочу, чтобы нас с тобой поймали пираты, раздели догола, прижали лицом друг к другу и связали веревкой.

– Почему именно так?

– Это – странные пираты.

– Думаю, не более чем ты, – заметил я.

– И, сказав, что через час скинут в море, они бросили нас прямо в таком виде в трюм: мол, наслаждайтесь вдоволь.

– И что?

– Ну мы и наслаждались вдоволь целый час: катались, прижимались друг к другу…

– И этого тебе хочется больше всего?

– Да.

– Ну-ну…

В воскресенье Мидори приехала за мной в полдесятого. Я только проснулся и даже еще не умывался. Кто-то постучал в дверь и крикнул:

– Эй, Ватанабэ, к тебе какая-то девчонка.

Я спустился в вестибюль и увидел, как одетая в невероятно короткую джинсовую юбку Мидори сидит, закинув ногу на ногу, на стуле в коридоре и зевает. Проходившие на завтрак общажные жители бросали косые взгляды на ее ноги. И в самом деле ноги красивые.

– Я, наверное, рано? – спросила Мидори. – Ты еще спал?

– Подожди минут пятнадцать. Я сейчас быстро умоюсь и побреюсь.

– Подождать-то я подожду. Только все таращатся на мои ноги.

– Еще бы. Прийти в мужское общежитие в короткой юбке. Ясно дело, все будут таращиться.

– Ну и ладно. На мне сегодня жутко хорошенькие трусики. Розовые с красивыми кружевами. Воздушными.

– Этого еще не хватало, – вздохнул я. Вернувшись в комнату, я как можно скорее умылся и побрился. Надел поверх синей рубашки на кнопках серый твидовый пиджак, спустился и увел Мидори от общаги подальше. Меня прошиб холодный пот.

– Скажи, все, кто здесь живут, дрочат? – спросила Мидори, бросая взгляд на общежитие.

– Наверное.

– А о чем они думают в это время? О девчонках?

– Пожалуй, да, – ответил я. – Вряд ли кто-нибудь станет дрочить, думая о котировке акций, спряжении глаголов или Суэцком канале. Скорее всего, думают о девчонках.

– О Суэцком канале?

– Например.

– Значит, думают о конкретных девчонках?

– Думаю, тебе лучше об этом спросить у своего парня, – сказал я. – С какой это стати я должен в воскресенье с утра объяснять тебе такие вещи?

– Просто хочу знать, – ответила она. – К тому же, он жутко разозлится, если я спрошу у него такое. Потому что девушкам такими вещами интересоваться неприлично.

– Трезвый подход.

– Но я все равно хочу знать. Из чистого любопытства. Ну, скажи: думают о конкретных девчонках, когда дрочат?