Леонид Милош - Братья по крови

Маша приехала, когда весь этот ураган политических страстей стих и снова лишь дул слабый ветерок. Новый мэр смещал, назначал, делал громкие заявления. Но в целом все оставалось по-старому. Ушли одни, пришли другие, и никакого солнечного затмения не случилось, впрочем, как и других катаклизмов тоже — ни в природе, ни в человеческих жизнях.　

Вовка приготовил завтрак сам. Сварил кофе, яйца всмятку, сделал бутерброды с сыром и колбасой, налил в молочник сливки. Потом составил все это на большой поднос и понес в спальню.　

— Мадам, прошу вас.　

Маша сонными глазами улыбалась Вовке. Приняла поднос, осторожно разместила его у себя на коленях.　

— Ты знаешь, мне никогда никто не приносил в постель кофе, — сказала Маша.　

Вовка с хитрой и подозрительной улыбкой посмотрел на Машу.　

— Разве? У вас же там, за бугром, было полно прислуги. Или нет?　

— Это все не то. За мной так никогда никто не ухаживал, даже Сергей.　

Вовке стало неприятно при упоминании этого имени. Тоже мне — дружок-братишка! Отбил любимую женщину, поломал всю жизнь. И сам к тому же с ней развелся.　

— А он что, очень тебя любил? — спросил как можно равнодушнее Вовка, забираясь рядом с Машей в постель.　

— Да, любил.　

— И поэтому назло мне ты решила выйти за него замуж?　

— Нет, не только поэтому.　

— А почему?　

— Я тоже его любила.　

— Да?　

— Да. Но это тебя не касалось. Все это было после тебя. После того, как ты от меня отказался.　

— Машенька, милая, я никогда от тебя не отказывался. Я всегда любил тебя.　

— Странно. Почему же ты тогда мне не позвонил? Наоскорблял меня и ушел. Ушел к шлюхам. Тебе не стыдно?　

Она говорила мягко и ничуть не осуждающе. Все это было далеким прошлым, страсти уже давно улеглись, старые обиды забылись.　

— Стыдно, Машенька, очень стыдно. И я за все это так наказан… Кстати, тогда никаких шлюх не было, это я так, со злости брякнул. Сам не знаю, что со мной случилось.　

— А я подумала, ты действительно со шлюхами. Да и потом ты столько времени не звонил. Я решила, что ты уже все…　

— Нет, Машенька, нет. Просто какая-то дурацкая гордость накатила. Я потом тысячу раз жалел. И когда узнал, что ты замуж за Серегу выходишь, совсем голову потерял. Хотя Серега — хороший парень, может, ты и правильный выбор сделала.　

— К сожалению, неправильный. Он мне столько страданий и мучений принес.　

— Да?　

Вовка удивленно взглянул на Машу, даже чашку с кофе поставил на поднос. Но Маша молчала, продолжая задумчиво смотреть куда-то в сторону. Сейчас она снова вспомнила того симпатичного и очень вежливого мужчину с черными вьющимися волосами. И его сестру. Оскорбленную и покинутую. И слова того человека: «Накажите его, такое не прощается». Да, предательство не прощается. И она, Маша, решила тогда для себя твердо, она отомстит Сергею. И за себя, и за эту женщину, и вообще за всю свою загубленную жизнь. Он предал ее. А она, дура, любила, верила и ждала…　

— Как так? — снова напомнил о себе Вовка. — А я думал, Серега такой отличный семьянин?　

— Нет. Он очень оскорбил и обидел меня. У него всю жизнь были другие бабы. Он надо мной просто издевался. Я тут как-то с ним виделась, я думала… а он…　

Ей было тяжело говорить. Голос ее дрогнул, и она чуть не заплакала.　

— Не надо, Машенька, — остановил ее Вовка.　

Ему сейчас стало страшно, потому что он понял, что хотела сказать Маша. Он вспомнил, как говорил ему Боря, что Серега плетет интриги и пытается вернуть Машу. А она хочет к Вовке. Но женщины — народ слабый, попадают в ту паутину, которая прочнее их держит. А паутину Серега умеет плести. Вовка однажды в этом на собственной шкуре уже убедился. И Маша попала в эту паутину и столько лет барахталась в ней. Нет, на этот раз он ее не отдаст. Он сам разорвет эти путы, и если надо уничтожит Горчакова, но Машу ему не отдаст. После этой безумной ночи он уже без нее не сможет. Познать такое счастье, чтобы снова ее потерять? Нет уж, господин Горчаков, на этот раз у вас ничего не получится.　

— Маш, не надо, — снова повторил Вовка, — не бойся, я тебя никому не отдам, и никому не позволю обижать тебя, слышишь?　

— Да.　

Она действительно успокоилась, о чем-то задумалась, напряженно прищурив глаза. Потом вдруг неожиданно спросила:　

— А ты сможешь его наказать?　

— Кого? — не сразу понял Вовка и тут же спохватился, — ах, его? Ну, почему же? Можно. Ради тебя я себе готов голову отрубить, а не то что Сереге.　

Он склонился над ней, стал молча и очень трепетно целовать ей шею, плечи, обнаженную и очень красивую в своей полноте грудь.