Леонид Милош - Братья по крови

— Пошли, — согласилась Маша, и они повернули обратно в сторону Вовкиного дома.

С того самого дня Вовку словно подменили. Он каждый день ждал Машу у ее дома. После школы она обычно делала уроки часа два, а уже потом шла гулять. Серега каждый раз с грустью наблюдал, как радуется Маша Вовкиному приходу. Она стремительно выбегала из парадной, улыбающаяся, веселая, с развевающимися темными волосами, и бросалась навстречу Вовке. Он нежно целовал ее в щеку, по-хозяйски обнимал за плечи, и они удалялись. Теперь они всегда и всюду были вдвоем.

Серега злился. Сколько раз он хотел забыть Машу и переключиться на кого-нибудь другого, но не мог. Он тоже видел ее каждый день, почти каждое утро они вместе шли в школу. Сергей брал ее портфель, и они, идя рядом через поле, болтали о всякой ерунде. А он так и порывался сказать ей совсем о другом, о том, что у него так наболело внутри. Неужели она не видит, не понимает, что он, Серега Горчаков, любит ее гораздо сильнее Вовки?! Вовка так, побалуется и бросит, он такой. А Серега другой.

Так он говорил себе, но со страхом чувствовал, что у Вовки тоже серьезно, что Вовка ни за что от нее не откажется. И это пугало Серегу больше всего, потому что Вовка был и старше, и красивее, и сильнее его. Да и Маша к нему явно неравнодушна, видно, как загораются ее черные озорные глаза при виде Вовки. К Сереге она относилась по-дружески, и это только отравляло его существование. Перспектив отбить ее у Вовки никаких не было. Марголин с того самого августовского дня никогда не оставлял ее одну. Тех ребят, которые хотя бы взглядом намекали на желание познакомиться с Машей, Вовка решительно отшивал. Он бы мог привести им и более внушительный аргумент в виде своего крепкого кулака, но Маша теперь не позволяла ему драться. И Вовка больше не дрался. Его совсем было не узнать.

Со всеми своими прежними подружками Вовка больше не встречался, и свой мужской счет окончательно заморозил. Впрочем, после ареста Сани соревноваться ему было не с кем. У Аркани к его семнадцати годам было только три женщины, и то те, которые давали всем и всегда и, конечно же, в первую очередь — Вовке с Саней. А потом., когда у Аркаши появилась постоянная девушка, он гулял только с ней. У остальных ребят была примерно та же ситуация. Даже неотразимый красавчик Витя собрался жениться.

Отношения с Машей были у Вовки совсем не такие, как с другими девчонками. Для него она была нежным неземным цветком, до которого даже боязно дотрагиваться. Лишь бы красоту не помять. Сама мысль о том, чтобы соблазнить ее, не приходила ему в голову, казалась чудовищной и дикой. Нет. с Машей у них будет все по-другому.

Они дружили уже около года, когда Маша сама сделала еще один шаг в их отношениях. В тот вечер они сидели вдвоем у Вовки дома, слушали музыку. Вовка, как обычно, стал целовать ее. Сначала в губы — долго и страстно, потом в щеки, лоб, шею.

— Мне жарко, я сниму кофту.

Первое мгновение он растерянно смотрел, как она раздевается. Рядом с кофтой на стол упала женская блузка, потом нижняя сорочка и лифчик.

Сердце у Вовки сильно колотилось, он впервые видел Машу обнаженной. Ее точеные плечи, молочно-матовая кожа, отдающая каким-то приятным запахом, и призывно стоящие девичьи груди возбуждали и волновали. Сейчас Вовке казалось, что у него не было ни одной женщины, и он даже не знал, с чего начать.

— Ты тоже разденься, — тихо произнесла Маша и обняла его за шею.

— Машенька, может, не надо… может, потом, когда поженимся?

— Что?

— Ну, это самое…

Маша не понимала Вовку, и от этого он еще больше терялся.

Ее пальцы уже освободили верхние пуговицы его рубашки. Он стал, помогать ей, чувствуя, как кончики пальцев бьет мелкая дрожь волнения.

— Машенька…

Их обнаженные тела сплелись, и он медленно опустился вместе с ней на постель. Из всей одежды на Маше оставались только одни трусики, свои Вовка тоже снимать не стал. Они целовались и неистово ласкали друг друга. Они и раньше подолгу лежали в кровати, наслаждаясь этими чувственными поцелуями, но только тогда все это было в одежде, а теперь…

Маша абсолютно не стеснялась Вовки и чуть позже разрешила ему снять с себя трусы.

— Ты тоже сними, — гладя губами его шею, прошептала девушка.

Он суетливо под одеялом стащил с себя последний предмет своего туалета и, почему-то стесняясь, почувствовал, как его мужское достоинство напряглось до предела. Он попытался расслабиться, сделал все, чтобы это достоинство обмякло, но оно, наоборот, предательски топорщилось, показывая всю свою силу и мощь.