Леонид Хомутов - В сложном полете

А если выйдем над морем, что будешь делать? — крутился в мозгу Вениамина вопрос. — Возьму обратный курс, отыщу острова Вис, Корчулу, Брач, Хвар, а затем по заливу выйду в долину Неретвы…

И еще одна мысль не давала покоя. В таких облаках как бы вместо Югославии в Италии не очутиться. Тогда и заданию, и самим хана.

Вон одна часть бомбила Хельсинки ночью, так некоторые экипажи по ту сторону Балтики оказались. Стокгольм бомбили. А маршрут раза в четыре короче.

До цели оставалось минуты три лета, когда выскочили из облаков и оказались, похоже, над какой-то долиной.

Все приникли к окнам, с тревогой вглядываясь вниз. Там кое-где что-то горело, мерцало и вспыхивало. Цветные пунктиры перекрещивались в разных направлениях.

— А ведь тут идет бой! — воскликнул Останин.

— Вот и попали из огня да в полымя, — проворчал Дмитриев и громко добавил: — Всем искать четыре огня ромбом! Пятый посередине!

Он жадно всматривался в темень, пытаясь увидеть Неретву, стекавшую с гор к морю. Левее ее русла должен быть аэродром. Правее — высокая гора, в которую можно врезаться в любую секунду. И он увидел справа что-то темное, массивное, а слева узкие ртутные извилины реки.

— Влево двадцать! Идти вдоль реки!

— А где ты ее взял?

— Вон левее по курсу!

Останин довернул самолет и припал к стеклу.

— Да, вроде она, но где ромб?

— Будем искать! Радист, дай-ка ракетницу и ракеты!..

Шли вдоль реки по долине, и она, похоже, все больше и больше расширялась. Неожиданно горы расступились, ушли в стороны и куда-то назад. Впереди показались какие-то огни.

— Командир, доверни левее! Там, похоже, цель!

— Доворачиваю! — Останин приподнялся над креслом, всматривался вдаль. — Да, огни, но только похожие на треугольник.

— Подойдем ближе, увидим точнее.

Прошла минута, вторая. Огни выросли, приняли форму треугольника.

— А вон и четвертый посредине! — крикнул Дмитриев. — Выходит, наш аэродром-то?

— А вон и пятый показался! — крикнул Останин. — Наш! Добрались, наконец-то!

— А вон шестой и седьмой! — показал рукой второй пилот.

— Ракеты!

Вениамин с удовольствием стрелял в форточку, наблюдая, как тугие яркие комочки летят в темноту и там вспыхивают разноцветными диковинными бутонами.

Внизу в дрожащем свете ракет отчетливо было видно ровное поле. Впереди светового ромба километрах в пяти-шести по окружности ярко-желтые вспышки разрывов, бесчисленные пульсирующие огоньки выстрелов.

— И здесь бой! — вздохнул Останин. — Не иначе придется вывозить раненых.

— А может, и штаб? Сражаются-то в окружении.

— Все может! Выпустить шасси! Идем на посадку!

Самолет, точно слепой, боязливо приближался к земле. Но вот вспыхнули фары, мощные лучи рассекли мрак, уперлись овальными пятнами в мчавшуюся внизу землю. Они, точно руки, ощупывали ее, высвечивая все бугорки и ямки, выискивая опасности, могущие помешать посадке.

Останин низковато подвел самолет к посадочной полосе, и он, мягко коснувшись ее колесами, понесся по полю в темноту.

Вениамин взглянул на часы.

— Все! Сели! Восемь часов были в воздухе!

— Всем приготовиться к бою! Стрелки к пулеметам! — приказал Останин. — Двигатели не выключаю! Штурман! Открыть двери, но не выходить из самолета! Обменяться паролем. Если встречающие враги — стрелять без команды! И сразу взлетаем!

Командир, затормозив самолет, развернул его обратно, включил фары, подрулил к старту.

У самого «ромба» в свете фар оказались два бородатых человека. В куртках, в брюках навыпуск, в ботинках, с автоматами на груди, они махали руками над головой.

Останин притормозил, Дмитриев бросился в хвост, открыл дверь. Набрав воздуха, что есть силы закричал:

— Сверим время! В Москве полночь!

Из темноты послышался смех, гортанная речь. Ничего не поняв, Вениамин снова закричал:

— Сверим время! В Москве полночь!

— А у нас без пяти два! — раздалось рядом.

— Свои, командир! Свои! — закричал в кабину Вениамин и, оттолкнувшись, спрыгнул. Из-под крыла появился человек.

— Добре дошли, другари! — сказал со смешком.

— Добре! Добре! — весело отозвался Дмитриев.

…В Югославии пробыли около недели. Помогали партизанам днем и ночью. А когда пришло время прощаться, товарищ Святослав, неплохо говоривший по-русски, напутствовал:

— До́роги други! Ви при́шли на́ помощь в критическу для́ нас минуту. Рискуя жизнью, под огнем фашистов летали круглосуточно, спа́сая бойцов и командиров. Ви́ спа́сли наш главный штаб, нашего во́ждя, свершили подвиг и наш на́род никогда его не забудет. Ви́ достойны высчих почестей и наград, но у нас пока их нет, но скоро будут. И как только ми изгоним врага, ми пригласим вас к себе на торжества. Прилитайте к нам после войны! Прилитайте в день Победы!..