Илья Казаков - Девушка за спиной [сборник]

– Что скажешь? – спросил он. – Отправлять?

– Она не поверит. Но отправляй – это только твой выбор.

Он не отправил. Сомневался.

– Почему не поверит?

– Ты ничего про себя не написал. Только про нее. Так не честно.

Он стер всё написанное. Я смотрел молча, без эмоций.

«Я не могу. Просто не могу».

– Так лучше?

– Почему ты не можешь?

– Да просто не могу.

Электричка тормозила. Мы почти приехали.

– Так лучше, – сказал я.

– Тебе истеричные женщины нравятся? – спросил Антон.

Я ел борщ и думал над вопросом. А он даже не притронулся к своей тарелке. От нее валил пар, черный таллинский хлеб и домашняя сметана стояли прямо перед ним – но он словно не видел всего этого великолепия. Я вдруг понял. Встал, открыл холодильник и вытащил следом из морозилки две обледеневшие рюмки. Плеснул ему, плеснул себе. Он чокнулся со мной так же заторможено, словно под гипнозом. Но, выпив, порозовел. Взял ложку в одну руку и хлеб в другую.

– Наверное, да, – сказал я. – Как объект наблюдения. Но только несколько первых минут, пока в раж не войдут. А что?

Антон смотрел в тарелку, словно хотел найти там ответ на самый важный вопрос. Наконец съел пару ложек. Заговорил:

– В пятницу я остался дома. Благо что график жизни к этому приучил – выходные работаешь, в будни выпадает пара выходных. Почему нет? Если все жалуются на увеличивающуюся скорость жизни, какой тогда смысл сетовать на потерявшуюся размеренность. И жена тоже была дома. Ей надо было бы идти работать – в соседнюю комнату, за компьютер. А она захотела устроить второй завтрак. С кофе, сырной булочкой и со мной. Мы пили кофе и говорили о чем-то важном. О том, что Собчак обидела жирных. Или, кажется, нет – об этом мы говорили в субботу. Значит, в пятницу мы вели беседу о ремонте или смысле жизни сорокалетних, точно не помню.

– Это нормально, – сказал я. – Если о смысле жизни время от времени не говорить, какой смысл жить?

– Можно еще раз? – попросил он.

И речь шла не о моем афоризме.

– Конечно, – обнадежил я. Встал, открыл холодильник, налил.

Мы повторили.

– И тут мне пришла эсэмэска, – продолжил он.

– Ага! – довольно сказал я.

Антон пожал плечами.

– Прочти, – попросил я жену. – От кого? Потому что был занят. Наливал себе вторую чашечку кофе. И совершенно не трепетал от мысли, что жена может прочесть эсэмэску, адресованную мне. Она встала, взяла телефон с полки и прочла. Через несколько секунд я начал волноваться. Сам не понимая, почему. Наверное, мне просто не понравилось ее молчание. Волноваться мне было противопоказано – мало того, что варился кофе, так еще и чистилось манго. А это процесс непростой, если хочешь всё сделать красиво. «Ну что? – спросил я, стараясь чтобы мой голос звучал весело и непринужденно. – Кто пишет?» Жена посмотрела на меня как-то необычно. И я еще сильнее разволновался – от того, что понимал: причин для волнения просто нет. «Прочти». – «Сам прочти», – огрызнулась она. И не просто посмотрела, а прям-таки обожгла взглядом. Потом сказала очень неприятную на десятом году брака фразу: «Кажется, теперь я поняла, почему ты так охладел ко мне в последнее время». Я дочистил манго, стараясь показать свою невозмутимость. Сполоснул руки. И взял кофе. «Хорошо, что это эспрессо, а не капучино, – думал я. – Скорей бы прочесть, а нельзя показать, что ты торопишься». Допил. Взял телефон. Быстро прочел эсэмэску и ничего не понял. Мы с Антоном собрались в тренажерный зал. Впервые за несколько лет. А жене я ничего не сказал, решил удивить потом – через пару месяцев, когда снова стану поджарым и прекрасным. Особенно в обнаженном виде. Антон писал: «Проснулся и понял, что очень хочу в зал. Пять лет без этого – трата времени. Проснулся рано, лежал-вспоминал, как мы делали это раньше. Два-три раза в неделю. Заезжай ко мне в одиннадцать». «Ну вот… – сказал я. – Теперь ты знаешь. Я не хотел говорить, но так вышло. Мне надо отъехать. Буду к обеду». – «А-а, – сказала жена. – Понятно». Я поставил манго на стол. Но из-за молчания мы не начинали его есть. Я реально не понимал, что происходит. Так и спросил. «То есть ты считаешь, что это нормально?» – спросила жена с вызовом. Она у него по маме была украинка, по папе – еврейка. Я именно этим объяснял ее готовность выяснить отношения, если что-то шло не так. Если бы у нее в родне были прибалты, вероятно, всё протекало бы иначе – холодность, длящаяся днями. А так – раз и скандал. И время от времени с битьем посуды. Поэтому на любые праздники мы шли к ним в гости с подарками из «Villeroy & Boch». Хотя иногда было жалко выброшенных денег. Я подумал, что она обиделась. На то, что мы идем в зал без нее. Поэтому сказал: «Знаешь, я последние дни много думал об этом. Может, ты захочешь к нам присоединиться? Займемся этим втроем». – «Втроем?!» Ну и началось. Чашка, тарелка – всё вдребезги. Я сказал, что она конченая истеричка. А она крикнула, что я пи…с. И после этого я ушел. Потому что понял – еще чуть-чуть и я ее ударю.