Анна Козлова - Рюрик

После чего человек и собака вышли из дома и двинулись в лесной заказник.

Николай Бурцев наконец понял зачем: он хочет найти живую девочку, пусть и чужую.

Тем временем выпустили Михаила.

Кучка журналистов караулила его возле отделения полиции, прибыли даже несколько камер с федеральных каналов. Но никто к нему не бросился, не засыпал вопросами, Михаил даже не знал, снимали ли они его. Капитан вызвал ему такси, Михаил доехал до гостиницы, принял душ, а потом полтора часа читал социальные сети, но не прочел и десятой доли того, что там про него написали.

Он не добрался даже до папки «Личные сообщения» в собственном аккаунте, на котором за всю жизнь выложил лишь две фотографии — себя с Леной и себя с мотоциклом.

В «Личные сообщения» ежеминутно сыпались приветы от незнакомых людей, стремившихся выразить Михаилу поддержку, от давних знакомых, которые, оказывается, все эти годы не забывали о нем, некая Кариша Шу (в ней он опознал свою одноклассницу Карину Шуманову, с которой неудачно попытался переспать на выпускном) отправила ему эмодзи в виде букета роз, который ритмично дергался, чтобы рассыпаться в итоге ворохом сердечек.

Михаила даже приглашали выступить на шоу Александра Гордона.

Он попытался заснуть, но не смог.

Проворочавшись минут сорок, Михаил оделся и спустился в гостиничный бар, где заказал себе котлету пожарскую с пюре и салат столичный. Пока ему несли виски, он обнаружил в телефоне шестьдесят девять не отвеченных вызовов от мамы и тридцать два от Лены. Михаил глотнул виски, и с первого же глотка стало очевидно, что удовольствия ни этот виски, ни этот обед не принесут, но чем еще заняться, он просто не представлял.

После первых мучительных пятидесяти грамм Михаил позвонил Лене.

— Миша! — крикнула она. — Где ты?!

— Я в гостинице. В Вологде, — ответил он.

У Лены на заднем плане что-то стучало и шумело, как будто она говорила, сидя на стиральной машине.

— Как ты?

— Нормально.

— А что… что все-таки случилось? — спросила она.

Михаил несколько секунд молчал, потом сделал солидный глоток, и от Лены это не укрылось.

— Ты пьешь, что ли?

Он оставил этот вопрос без ответа и принялся обстоятельно отвечать на предыдущий.

— Я познакомился с девушкой на трассе, — сказал Михаил, — она просила отвезти ее в Архангельск. И я взял ее. Она, в общем… понравилась мне. Что-то в ней такое было… стремное, но… притягательное.

— Ты спал с ней?

— Да, разумеется. А что еще я мог с ней делать? — Он усмехнулся.

Лена молчала.

— Потом мы поругались… Я… наверное, я был не совсем прав в этой ссоре… — продолжал Михаил. — А она… тоже психанула, взяла мой мотоцикл, уехала на нем, потом, видимо, бросила… И… — он снова издал неуместный смешок, — продолжила, так сказать, свой жизненный путь. Вот что со мной случилось, Лена.

— Тебе не стыдно? — тихо спросила она.

— Нет, — ответил Михаил. — А почему мне должно быть стыдно?

— Может, потому что ты разговариваешь со своей девушкой, нет? — попыталась Лена сыронизировать.

— Я не хочу, чтобы ты была моей девушкой, Лена. Я же все тебе написал.

— Ты глупости не говори, — сказала она после недолгой паузы, — проспись, а потом созвонимся.

Лена отключилась. Перед Михаилом поставили тарелку с котлетой, и, пользуясь случаем, он попросил еще виски.

В этот самый момент в бар вошла Катя Беляева. Сначала она настороженно оглядывалась, а потом, словно убедившись в наихудших своих подозрениях, приблизилась к столику Михаила:

— Простите, вы Михаил Крючков?

Тот кивнул. Катя вытащила из сумки удостоверение и показала.

— Можно присесть?

— Присядьте.

— Я приехала из Москвы, чтобы взять у вас интервью. В связи со всей этой историей…

— Выпьете? — перебил ее Михаил.

Катя несколько секунд смотрела на котлету, потом ответила:

— Да. Давайте.

— Виски пойдет? «Чивас». Это самое лучшее, что у них есть.

— «Чивас» отлично.

— Котлета — полное говно, — доверительно сообщил Михаил.

— Я перекусила на заправке, — успокоила его Катя. — Пару часов назад. Знаете, тоже такое говно было, что не скоро рассосется.

Михаил улыбнулся. Катя отошла к стойке, вернулась со стаканом, Михаил налил ей виски, они чокнулись и выпили.

— Вы здесь остановились? — спросил Михаил.

Катя кивнула:

— Кажется, это единственная гостиница… более-менее приличная…

Костерок светской болтовни все никак не разгорался. Катя, украдкой разглядывая Михаила, нашла его интересным. В обезьяннике он оброс, ощетинился, ссадины зажили ровно настолько, чтобы вызывать любопытство, а не отвращение.