Анна Козлова - Рюрик

— А сарафан?

— Что сарафан?!

— Сарафан у нее был?

— Мы сто лет назад поменялись, я ей свою юбку отдала! Я не виновата, что она потеряла эту юбку!

— Так ты украла сарафан или нет?

Марта сбавила обороты.

— Украла.

Девочка развела руками:

— Как ты докажешь, что не прихватила вместе с ним двадцать пять тысяч? Как, Марта?

Марта молчала. Девочка снова принялась остервенело чесаться.

— А то, что про тебя пишут в интернете, даже пересказывать стыдно. Но ясно одно, Марта. Они тебя уже почти ненавидят. А в самое ближайшее время они узнают про смерть твоей маленькой сестрички, и тогда…

— Что тогда? — прошептала Марта.

— Тогда, может, и впрямь лучше тут умереть. Тебе не дадут жить.

Смартфона у Николая Бурцева не было, компьютера тоже. Но он не пил и потому находился на хорошем счету у продавщицы из ближайшего магазина. Раз в две недели он приходил к ней за сахаром, макаронами и сигаретами, и она рассказывала о поразительных вещах, которые творятся в мире.

То кто-то упадет с небоскреба, неудачно делая селфи, то какие-то пожилые женщины признаются, что их всю жизнь насиловали, а они боялись об этом рассказать, то наша родина вводит куда-то войска, то выводит. Николай обычно относился к рассказам продавщицы с легким недоверием, но слушал с удовольствием.

Вот и сегодня они вышли покурить на солнышко, и он рассчитывал на очередную порцию невероятных сведений, но продавщица была не в настроении говорить.

Ей хотелось расспросить самого Николая.

— Ты, что ль, мотоцикл нашел?

Продавщицу интересовало, видел ли Николай мужчину, хозяина мотоцикла, и каков он собой? И как Николай думает, была у того мужчины запретная страсть к девчонке?

— К какой девчонке?

Поразившись в который раз полному отсутствию у Николая интереса к жизни, продавщица сообщила, что вся страна стоит на ушах! Из интерната в Мытищах сбежала девчонка, звать Марта, дочка известного бандита и извращенца, он ее специально засунул в интернат, чтобы она не мешала ему развратничать.

— А она, видно, в интернате каким-то макаром познакомилась с тем мужиком, которого мотоцикл-то был, — частила продавщица, — может, по интернету, сейчас все по интернету знакомятся. И подговорила ее украсть!

— Украсть?

— Ну, она из окна ночью вылезла, а он на мотоцикле-то подъехал, она к нему прыг, и уехали они!

— Куда уехали? — все никак не врубался Николай.

— Коль, я те че говорю-то?! Сюда они уехали!

— Зачем?

— Да, может, хотели вдвоем жить, вот как ты, в дикой деревне, и хрен бы их кто нашел! Или это он хотел, а она — нет!

— А она что хотела?

Продавщица доверительно понизила голос:

— Коль, ты подумай сам. Ей пятнадцать лет, она вообще красотка! Такая, знаешь, сексуальная, глазищи огромные, грудь, ноги! Нахрена ей этот козел с мотоциклом? Она просто сбежать хотела, понимаешь? Использовала его!

— Как?

— Ну как, Коль? Он ее досюда-то довез, а потом она мотоцикл у него украла. И уехала на нем. Может, с кем еще договорилась, может, ждал ее кто?..

Во всей этой истории продавщицу интересовала исключительно интимная подоплека событий: кто с кем спал, кто кого обманул и насколько все это сочетается с общественными представлениями о добре и зле? Вполне сочетается, с ее точки зрения. Ведь если есть искренние чувства, то все остальное вроде как и неважно уже.

Продавщица надеялась на продолжение истории, ей хотелось, чтобы мужик с мотоциклом выступил по телевизору, чтобы он рассеял ее сомнения, чтобы подтвердил или, напротив, опроверг выстроенные ею версии, чтобы утолил печаль, которая одолевает ее, наблюдающую за буйством чужой жизни от страха жить своей собственной.

Николаю, напротив, не было никакого дела до того, кто кого любил, обманул и обокрал. Стоя рядом с продавщицей, ощущая тяжесть пакета с «рожками», он вдруг понял, что девчонка сейчас в заказнике, что некуда ей было деться с того места, где он нашел мотоцикл.

И что никто не ищет ее.

Николай поспешно распрощался с продавщицей и направился домой.

Дома Сайгон вертелся под ногами, возбужденно подбрехивал, словно догадался, что задумал хозяин, хотя сам хозяин понятия не имел, что задумал. Николай достал банки с тушенкой, смазал ружье, наточил нож, отдраил жестяной котелок, перекосившийся от времени, как долго лежавшая в шкафу шляпа. А когда все это добро было отправлено в зеленый армейский рюкзак, Сайгон вдруг лег и протяжно завыл. Николаю ничего не оставалось, как привести лайку в чувство хорошим пинком.