Заур Зугумов - Записки карманника (сборник)

Да, таким зрелищем даже мусорам удавалось наслаждаться не каждый день. Некоторые из них веселились от души, другие прятали улыбки, опасаясь открыто проявлять переполнявшие их чувства и лишиться заслуженной награды. Лишь начальник милиции до поры до времени оставался серьезен. Но в конце концов не выдержал и он, и, закашлявшись, залился безудержным, истерическим смехом со слезами на глазах.

Казалось бы, какой смысл отнекиваться и отпираться, если все было против меня? Ан нет! Смысл был, да еще какой. Мне приходилось вновь играть роль, но теперь уже не травмированного больного, а возмущенного лапотника-недотепы. Никаких документов у меня при себе не было; кто я и откуда прибыл, менты не знали, так что хоть и до поры до времени, но все же я мог навешать им на уши лапши столько, сколько захочу.

Главной моей задачей в той ситуации было выиграть время. «Женщину эту вижу впервые, – начал я твердо отвечать на вопросы. – На площади никогда не был и быть не мог, потому что приехал в Баку из Москвы, по поручению деда, только вечером, на поезде Москва – Баку. По карманам никогда в жизни не лазил и не знаю даже, как это делается. А паспорт мой, наверное, выпал в чайхане, когда на меня напали милиционеры и повалили на пол».

Когда я давал эти показания, я знал, что ожидает меня впереди, но боялся вовсе не этого. Мэри-Джан в тот момент была похожа на пациентку, сбежавшую из сумасшедшего дома. По ее подбородку текли слюни, а она, то и дело вытирая их рукавом, не переставала кричать, чтобы легавые отдали меня ей на растерзание. Эту дикую прыть обезьяны едва сдерживали двое мусоров, но было ясно, что она в любую минуту готова ринуться на меня и разорвать в клочья. Я старался вообще не смотреть в ее сторону.

Мусора, конечно, не поверили ни единому моему слову и дали мне оторваться по полной программе. Когда же и это не помогло, они решили оставить меня в кабинете наедине с Мэри-Джан и двумя ее телохранителями. Это было их главной ошибкой и моим единственным шансом на спасение.

Мордовороты-охранники оттеснили Мэри-Джан в угол и стали объяснять ей что-то на пальцах (если читатель помнит, оба они были немыми). Она, как ни странно, в тот момент молчала и в растерянности глядела по сторонам, видно еще не решив, что предпринять в следующую минуту. Наконец, судя по всему, согласившись на пока еще мирные переговоры, она кивнула им и демонстративно отвернулась к окну.

Посовещавшись между собой около минуты, один из телохранителей, прекрасно зная вспыльчивый нрав своей хозяйки, остался стоять с нею рядом, а другой, подойдя к столу, присел напротив меня и постарался объяснить мне на пальцах, чтобы я вернул список.

Конечно же, я прекрасно понимал всю его жестикуляцию, но лишь пожимал плечами в ответ и с дурацким видом смотрел этому удаву прямо в глаза. В какой-то момент терпение дуболома лопнуло, он уставился на меня безжизненными рыбьими глазами, скрипнул своими железными челюстями, пригнул жирную шею, на которой ясно обозначились складки, сжал кулаки и изо всех сил ударил обеими руками по столу. Затем замычал, как буйвол, и попытался было встать. Но тут уже я, недолго думая, с силой вонзил ему два пальца, указательный и средний, в оба шнифта, как учили. Это был один из самых эффективных методов самообороны в тюрьмах.

Второй раз за час с небольшим в этом кабинете раздался душераздирающий крик потерпевшего, и оба раза виновником кипеша был я. Эта мысль успела лишь промелькнуть в моей голове, ибо уже в следующее мгновение я лежал на полу без сознания. Второй амбал не придумал ничего умнее, как схватить со стола графин с водой и со всего маху садануть им мне по голове.

Очнулся я в городской больнице на четвертые сутки после событий, происшедших в кабинете начальника милиции. У меня было тяжелое сотрясение мозга и открытая черепно-мозговая травма, но об этом я узнал позже. С опаской открыв глаза и увидев, где нахожусь, я в первую очередь возблагодарил Бога за то, что Он не лишил меня памяти и рассудка, а уже потом принялся соображать, что к чему.

Почти вся моя голова была обвязана бинтами, но боли я, как ни странно, почему-то не чувствовал. Вокруг сновали какие-то люди в белых халатах, но ни один из них не был мне знаком. Поскольку мусора не знали, кто я, а теперь и спросить было не у кого, они установили слежку за моими посетителями, но гостей все не было. Босота, конечно, узнала обо всем случившемся в тот же вечер, но, затаившись, ожидала, что будет дальше.