Заур Зугумов - Записки карманника (сборник)

Этот голос принадлежал не кому-нибудь, а Мэри-Джан. Я мгновенно собрался, будто перед экзаменом, заговорил писклявым, жалобным голоском молодого бакинского повесы:

– Ай, ханум, извините, пожалуйста! Мне так хотелось увидеть Радж Капура вживую, что я даже из больницы убежал ради этого. Мама узнает – клянусь, убьет меня.

– Ну хорошо, хорошо, не бойся, – смягчила она гнев на милость, в доли секунды окинув меня изучающим взглядом и одарив звериным оскалом. – Ничего она не узнает. Ну-ка иди сюда, пацан. Ара, смотри, хилый какой! Тебя что, не кормят, что ли?

Она обняла меня левой рукой за плечи и, прижав к себе, проговорила:

– Прижмись сюда и вот так стой, чтобы не задавили, понял? Только смотри, щенок, не щупай, а то я боюсь щекотки!

Дикий смех и сиплый чахоточный кашель мордоворотов чуть было не ввергли меня в панику, но через несколько секунд, слава Богу, умолкли. Все взоры устремились туда, где началось грандиозное представление. Под музыку оркестра над площадью разлились хорошо знакомые индийские мелодии.

Я закрыл глаза и перевел дух. Век мне воли не видать, если такой ход событий мог предвидеть даже самый козырный провидец!

Для того чтобы прийти в себя, мне потребовалось не более минуты. В который уже раз собравшись, словно пружина, готовая в любое время, распрямившись, выстрелить, к тому же еще и плотно прижатый огромной ручищей Мэри-Джан к ее левому боку, я стоял и с трудом переводил дыхание. Левую руку с мойкой между пальцами мне пришлось опустить на время вниз, но зато локоть перебинтованной руки я все же сумел выставить вперед. Я поднял его на уровень груди Мэри-Джан и теперь уже сам постарался еще сильнее прижаться к ее бочине. Затем не спеша приблизил локоть «больной» руки к ее соску, который выпирал из платья, и стал в такт с ее дыханием его теребить, будто ненароком.

Мой прием удался. Боковым зрением я наблюдал за тем, как она, вероятнее всего и сама не понимая в тот момент, откуда идет эта приятная волна, старалась выпятить грудь вперед. Я понял, что настала пора приступать к основной работе.

Левой рукой с зажатой между пальцами мойкой я чуть-чуть приподнял правую полу своей фартэцалы, которая была у меня накинута на плечи, немного согнул ладонь и внешней стороной пальцев стал потихоньку водить возле ее огромной, как резиновый мяч, груди. От прикосновения обеих моих рук она получала двойной кайф и млела под убаюкивающую индийскую мелодию, раскачиваясь из стороны в сторону Я тут же прочувствовал это ее состояние и, слегка обнаглев, стал, в буквальном смысле слова, шарить по ее груди.

Наконец после непродолжительных поисков я нашел то, что искал. Это была застежка с двумя маленькими кружочками, которая соединяла боковую тесемку бюстгальтера с его чашечкой и немного выпирала из-под платья. Значит, вспомнил я тут же недавнюю подготовку к предстоящей операции, на ней был бюстгальтер из ситца. Ну что ж, это упрощало мою задачу, потому что ситец легко разрезался мойлом. Теперь оставалось сделать правильный разрез на платье, так, чтобы лезвие зацепило вместе с шелковым материалом платья еще и тесемку, но именно в том месте, где она держала левое полушарие бюстгальтера, – где-то под мышкой.

Представляете, какой это был риск? Одно лишь неверное движение, толчок сбоку, затекшая рука, ну мало ли, какие могли случиться помехи в тот момент, и все – «Шура веники вязала»…

Неписаное правило карманника-«писаки»: хорошим бывает только разрез, сделанный углом, и никак не иначе. Но здесь была иная ситуация, не подходившая ни под какие правила, а точнее, это было исключение изо всех правил, и решение приходилось принимать мгновенно. Больше того, решение это должно было быть выверенным и точным.

Безо всякой скромности могу сказать, что если бы в природе существовали учебники по ремеслу «карманной тяги», то этот эпизод, без сомнения, вошел бы туда, как один из ярчайших примеров сноровки и ювелирного мастерства карманного вора.

Продолжая локтем перебинтованной правой руки теребить сосок груди Мэри-Джан, я осторожно перехватил лезвие большим и указательным пальцами левой руки и, вывернув руку у нее под мышкой, приступил к делу. Поначалу лезвие между пальцами я вывел всего на несколько микрон, лишь для того, чтобы его хватило распороть шов на платье. Мэри-Джан уже убрала руку с моих плеч, и мне стало намного сложнее продолжать работу. Аккуратно распоротый мойкой шов, шедший из-под мышки вниз, чуть ли не до самой талии, был идеальной работой писаки-ширмача. Один опустившийся конец материи я, не в кипеш, пропихнул немного вперед, обнажив левую часть бюстгальтера, второй же конец, соскользнув вниз, оказался где-то за ее спиной, придавленный в толпе мордоворотом телохранителем.