Анатолий Салуцкий - Немой набат

Прочитав табличку с именем выступавшего — «Георгий Синицын», Хитрук спросил Подлевского:

— Кто такой?

Тот сорвался с места, убежал куда-то, но через минуту вернулся, шепнул:

— Шеф областного оператора связи.

— Однако по-крупному начал, — покачал головой Борис Семенович. — Он что, в Гарварде учился? Потом дашь на него объективку.

Зачин был серьезный, и разговор сразу пошел крутой.

— Выступать буду позже, но сперва вопрос. Ко всем! — сказал кто-то за столом. — Почему при падении инвестиций операции на московской бирже выросли пятикратно? Пя-ти-крат-но!

В креслах зашумели, послышались реплики: «Долбочёсы!», «Совесть на ремонте!» — но их перекрыл громкий микрофонный ответ:

— В России тридцать лет идет кутёж финансовой элиты. Либеральный карнавал. Страна в аренде у чиновничества.

— Финансы отдельно, производство отдельно. Мухи и котлеты! — фистулой, густым грудным голосом крикнул кто-то из кресел.

Зал взорвался аплодисментами.

Но тут слово взял сидевший в узкой части стола гладко причесанный мужчина в сером свитере до подбородка.

— Синицын взял высокую ноту, и меня зацепило упоминание о тридцати годах, прошедших со времен перестройки. Если же считать от ее начала, уже тридцать с гаком. А за тридцать лет в стране накапливаются противоречия. Такие противоречия накопились в хрущевский и брежневский периоды, но руководство КПСС их не снимало. В итоге — застой и тухляк, а за ними разрушительная перестройка. И вот минуло еще тридцать лет. Мы же с вами чуем, что в стране снова накопилась уйма противоречий. России нужны — нет, не революции! — а обновительные процедуры, посредством которых власть должна устранять набежавшие противоречия. Для этого идеально подходило столетие Октября. Прекрасный был повод дать нейтральную оценку прошлого и представить образ будущего страны, объединяющего красных и белых, объявить о новом курсе, которого все ждут, потому что крымский консенсус 2014 года рухнул. Помните Цоя: «Мы ждем перемен!»? Его клич снова стал злободневным. Но власть заявила: «А что праздновать?» — и предпочла устраниться от планов обновления жизни, прежде всего экономической. И противоречия нарастают с пугающей быстротой.

Зал взревел бурными возгласами, долго не смолкали аплодисменты, а Борис Семенович был потрясен. Никак не ожидал, что услышит такие речи в провинции. Шепнул Подлевскому:

— Зарисуй схему рассадки за столом, представишь объективки на всех.

Но это было только началом.

Слово снова взял Синицын:

— Либеральная монополия в экономической политике выродилась в то, что философ Вадим Цымбурский назвал «корпорацией по утилизации России». Либерал-клептократ Улюкаев — символ элитной группы, которая так рулит макроэкономикой, что денежная политика не стимулирует производство. Эта группа держится концепции пресловутого «Вашингтонского консенсуса», которую в конце восьмидесятых разработали для Африки и подсунули Гайдару. От этого консенсуса отказались даже на западе, «Римский клуб» в последнем послании осудил разливанное море финансовых спекуляций, ущемляющих производство. А где наша концептуальная теория? Где исполины духа? Кто назовет носителей концептуальной власти? «Красный проект» умер. Но мы оказались в концептуальном тупике. Хошь не хошь, вспомнишь слова Сталина: без теории нам смерть. А наши догматики цепляются за устаревшую доктрину. В реальной жизни это вылилось в чудовищное заявление министра Силуанова, чья зарплата свыше полутора миллионов рублей: «Пенсионеры у нас работают не из нужды, а по желанию. Зачем им индексировать пенсии?»

Зал негодующе зашумел. А Синицын продолжал:

— Либеральный глум над Россией, когда правительство самовольно отменяет даже указание президента, отказываясь от деофшоризации, обернулся непредсказуемостью развития. Мы в самой толще бизнеса и кожей чувствуем, что страна на ущербе. Хочу задать классический вопрос, по-латыни звучащий так: «Куи продэст?» Иначе говоря: «Кому это выгодно?»

Атмосфера в зале накалялась, и Хитрук, чего с ним никогда не бывало, растерялся. Даже в самом жутком сне ему не могло присниться, что в провинции такие настроения. Поражала высокая эрудиция выступавших. Но главное — било в глаза отсутствие политических выпадов, речь шла исключительно об экономике. Хотя подспудно угадывалось многое, имевшее отношение к самой высокой политике.

И словно в подтверждение этих мыслей следующий оратор — нос баклушей — поднял новую тему.