Анатолий Салуцкий - Немой набат

То была ныне подзабытая народная эпопея. Вышвырнутая рыночной похабелью с насиженных гнезд, восстала из небытия упорная русская старина и, не думая о самосохранении, ринулась нехожеными тропами, чтобы прокормить семью. Никто не заботился о внешности, изможденные, пройдя через нецензурные мытарства, они были толпой одиночек. Но в те окаянные дни отважное челночное племя, не жавшееся к печке, дравшееся за будущее, во многом спасло корчившуюся в рыночных схватках страну. То был поначалу не понятый — сколько насмешек! — памятный эпизод народной русской истории, стоящий в одном ряду с вагонными мешочниками военных и первых послевоенных лет, когда люди на своем горбу из конца в конец огромной страны везли припасы для пропитания попавшей в беду родни.

Богодухов и Шубин вернулись без радостей, считай, из сапог в лапти переобулись. Когда жены, сопоставив траты с возможными доходами, подвели плачевный итог, мужики раздавили на богодуховской кухне бутылку «Бехеровки» и любивший пофилософствовать Сергей сказал:

— Нет, не своим делом мы занялись. Рысью пахать стали, евнухи взялись учить Потемкина. Скажи, Димыч, где мы? На пустоши или на пустыре?

— Не понял.

— Могу спросить иначе: что сейчас важнее — размышлять, откуда идем, или думать, куда идем?

— Дважды не понял. Об чем речь?

— Ну, по поводу куда или откуда — разговор особый, нашим мозгам его сейчас не поднять. А вот о пустоши или пустыре... Если мы на пустоши, деться некуда — надо ее пахать. Ехать в Турцию снова и снова, пока печаль на радость не переложим. А ежели мы на пустыре, то его надо новьём застраивать. В общем, пахать или строить? Вот они, главные сомневансы. Но если строить, то как оживить русскую сказку-мечту, где справедливость идет рука об руку с нравственностью?

В тот раз они ни о чем не договорились. А еще недели через две в квартиру Шубиных на проспекте Мира ворвался взбудораженный Богодухов. Сбивчиво, забегая вперед и возвращаясь к началу, он рассказал, что ему удалось набрести на клондайк. Кто-то из прежних знакомых проговорился, что недавно из Америки к нам завезли партию редких гумусных червей, которые плодятся несметно, как роковые яйца у Булгакова, вырабатывая небывалый по плодородию почвенный слой. Для новоявленных фермеров это истинный клад, на таком жирном гумусе получают по три парниковых урожая в год. Если Шубин войдет в долю, через неделю можно основать в Одинцовском районе «червячную ферму» — полутеплый сарайчик. А больше ничего и не нужно.

— Денег тоже не нужно? — съязвил Дмитрий, ушибленный стамбульской неудачей.

Богодухов обиделся на подначку, но терпеливо принялся разъяснять, что небольшой капиталец необходим, во-первых, на приобретение «маточного поголовья» заморских чудо-червей, во-вторых, на комбикорм для них, в третьих — копейки на аренду сарайчика.

— Сколько? — в лоб спросил Шубин, по-прежнему держа в уме убытки от челночного бизнеса.

— Точно сказать не могу, вопрос в стадии изучения. Но главное, Димыч, рядом с гумусным бизнесом есть люди, готовые дать кредит.

О дальнейших переговорных перипетиях Шубин рассказывал бегло, откинувшись в кресле, прерывисто дыша, как бы заново переживая былую трагедию. Ряжская отрешенно глядела в окно, опасаясь лишним словом усугубить душевные терзания мужа. А Донцов, догадываясь о подвохе, думал о том, сколь наивны были эти неискушенные люди, с разбегу нырнувшие в бурные воды рыночной стихии, где властвуют коммерция и кредит.

— Надо было знать Серегу! — с болью воскликнул Шубин. — Без душевного запала, без азарта за дело не брался. Почему у него все получалось в прежней жизни? Других умел увлечь, вот его сила. Ну и я, сам понимаешь, пал жертвой. Хотя Нина не советовала, имела предчувствия. Да разве нас с Серегой остановить?

Донцов без пояснений понимал, что завершилась гумусная авантюра стандартно и плачевно. Но в его бизнес-голове с четким логичным мышлением не могли возникнуть предположения о трагических изворотах этой истории, которые вскрылись через несколько минут.

Технологию разведения диковинных заморских «зверей» мужики соблюдали ювелирно. Дьявольские черви оказались чудовищно прожорливыми, хотя плодились с неимоверной быстротой, образуя горы гумуса. Сперва «фермеры» ликовали: получилось! Однако вскоре энтузиазм стал угасать: затор возник на сбыте. Возврата денег не шло. «Хваленый хуже хаянного!» — однажды ругнул Богодухов американский гумус. К тому же широко раздутое Ельциным фермерство забуксовало — в двери одинцовской сараюшки покупатели не ломились.