Максим Замшев - Концертмейстер

Куда он идет? Зачем? От чего он надеется этой прогулкой исцелиться?

Лена не позвонила. Он, соблюдая их уговор, ничего не предпринял. Конечно, отсутствие звонка можно было объяснить разнообразно: муж заболел и остался дома, им пришлось куда-то уехать вдвоем, да и мало ли еще что. Но он не рассматривал ничего из возможного. Что-то подсказывало ему, что это конец, что все неправильное, порочное, безумное, бессмысленное, определяющее их отношения, завершилось по воле Елены и что у него нет ни единого шанса этой воле противостоять.

Мимо него громыхали везущие куда-то ленинградцев трамваи, и он не мог вспомнить, как Аленушка в первый их общий день читала ему на этом мосту стихи Бродского.

Аленушка. Он любил ее так называть. И она любила, когда он ее так называл. Только виду не подавала и даже хмурилась, мол, пошловато это как-то, искусственно, да и братца Иванушки нет. Впереди зелеными уступами кромсали небо деревья на Марсовом поле, чуть выше двойные головки фонарей пересекали туго натянутые провода, слева выглядывал шпиль Михайловского замка.

Арсений свернул с моста налево, прошел вдоль зеленого здания Института культуры, в просторечии пренебрежительно называемого Кулек и частенько подвергаемого насмешкам за уровень профессиональной подготовки студентов.

Миновав массивную и безнадежно длинную решетку Летнего сада, он побрел по Фонтанке. Ходьба не излечила его боль. Теперь тяга убежать от чего-то сменилась желанием забиться, укрыться, переждать…

Почему он пошел в «Рюмочную» на Моховой, сам бы себе потом не объяснил. Видимо, присущий каждому человеку в той или иной мере здравый смысл в тот день размылся в Арсении почти до полного исчезновения. И на место ему пришло нечто ложно романтическое, опасное и разрушительное.

Строки Блока размагнитили его внутренний компас, и он пристроился в конец очереди, выползающей из двери заведения, как после дождя из земли выползает самонадеянный неторопливый червь. Перед ним два довольно помятых интеллигента взахлеб обсуждали спектакль БДТ «Протокол одного заседания» и дружно удивлялись, как «такое» пропустила цензура. Ведь из спектакля ясно, как дважды два, что вся социалистическая экономика — полная туфта и что из-за этой туфты народ вынужден простаивать в очередях за самым необходимым.

Остальные персонажи очереди хранили молчание. До закрытия оставалось не так уж много времени. Внутри народ вел себя куда более оживленно: в шум голосов время от времени врывался глухой звон толстого стекла. Арсений встал около одного из столов, как раз рядом с теми интеллигентами-театралами, которые после совместного стояния в очереди казались ему почти давними знакомыми. Три кильки на бутерброде меньше всего напоминали золотых рыбок.

Арсений сделал большой глоток, закусил. На вкус и выпивка, и закуска — гадость. Но это сейчас даже нравилось Арсению.

Новое ощущение.

От табачного дыма выедало глаза.

По сторонам смотреть не хотелось.

Хотя если бы огляделся, то увидел бы нечто интересное.

Водка еще больше погрузила его в себя, он пытался в своей глубине найти точки успокоения, точки, которые можно поставить так, чтобы горечь ушла. После второго глотка мелькнула мысль, что этот день можно вычеркнуть из жизни, как композиторы вычеркивают лишний такт. А завтра все изменится. Или Лена позвонит, или… кто-то мягко коснулся его плеча. От неожиданности он вздрогнул и чуть не сшиб свою опустевшую рюмку.

— Привет! — Катя Толоконникова, в джинсах и белой футболке, стояла перед ним и убирала со лба легкие волосы. — вот уж не ожидала тебя здесь увидеть… Ты пьешь водку? — она взяла рюмку, принюхалась к ней, повертела ее зачем-то в пальцах, словно собиралась этим пристыдить однокурсника, потом поставила на место. — Тогда пошли к нам, познакомлю тебя с друзьями. Не торопишься, надеюсь?

Компания молодых людей, разгоряченных и разговорчивых, окружила тесным кольцом столик в самом дальнем углу «Рюмочной». Катя представила «своего однокурсника и друга», чем вызвала приступ необъяснимого восторга у своих приятелей и приятельниц. К Арсению сразу потянулись несколько рук, мужских и женских, желая засвидетельствовать знакомство рукопожатием.

Поначалу страдающий молодой человек не предполагал, что задержится среди Катиных друзей сколько-нибудь долго: из вежливости постоит с ними минут десять — пятнадцать и отправится домой, чтобы вдоволь допереживать случившееся с ним. Не собирался он и пить без разбору водку, шампанское, а после портвейн. Однако его планы быстро разрушились, их унесло течением дружеского застолья, как легкие щепки уносят в невидимую даль воды бурных и могучих рек.