Галина Смирнова - Ледоход и подснежники

Говорят, белый гриб если увидишь, ни с каким другим не спутаешь, будь он тёмный, коренастый, вроде боровика рядом с могучей елью, или светлый колосовик, появившийся в июне.

Так и соловей, даже если вы никогда его не видели, не слышали, если запел вот только что, ещё тихо, изредка, он всё равно заставит вас остановиться и слушать, слушать…

Зима отступала, сдавала свои позиции, стесняясь грязного снега, луж, голых деревьев и всей межсезонной неухоженности. В последнюю очередь таяли тропинки, где снег был ещё плотный, утрамбованный любителями прогулок, детьми, колясками.

На фоне оттаявшей тёмной земли оставались только эти белые полосы дорожек-тропинок, но им оставалось жить недолго. К звукам весны подключалась весёлая капель.

Мой соловей сидел и пел из года в год на той же самой ветке той же берёзы.

Ждала его весной – прилетит ли снова? И тот же самый? Прилетал.

Интересно, у слов «соло» и «соловей» один корень?

Запрокинув голову и забыв обо всём на свете, мой солист заливался трелями, и вскоре он был уже не один.

Снег таял, на проталинах появилась трогательная молодая трава, почки деревьев позеленели, весёлые воробьи собирались стайками-оркестрами и вовсю щебетали о чём-то своём, радостном.

Появились и другие голоса птиц, их становилось всё больше, рождалась весенняя симфония Жизни.

Первой в парке зацветала ольха.

Ещё утренние заморозки, ещё местами старый поседевший снег, ещё прозрачная весенняя пустота, а жёлтые, распушившиеся, словно цыплята, соцветия уже видны издалека.

Срываю несколько веточек тополя, ставлю в вазу на подоконник, через несколько дней появятся молодые, клейкие и невероятно душистые листочки – вот и знакомый со школы весенний букет.

В Вербное Воскресенье добавлю к нему веточки вербы.

В Пасху поздравляем друг друга:

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе!

На пригорках появилась мать-и-мачеха, а вот и первые одуванчики в молодой траве.

Зацвела черёмуха, немного похолодало как всегда.

Окна открыты, поют, поют и не дают спать соловьи.

«Любимый, наш теплоход остановился у причала Речного вокзала Киева. Днепр на самом деле очень широкий, к моему удивлению. Помнишь, в школе учили наизусть:

«Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнёт, ни прогремит. Глядишь и не знаешь, идёт или не идёт его величавая ширина…»

На всю жизнь запомнила. От причала минут десять ходьбы до метро, еду две остановки, и вот она, главная улица – Крещатик».

«Дорогая, со мной всё в порядке. Одет тепло, хотя мороз около десяти. С едой нормально. Ты не представляешь, каким стал Крещатик! Помнишь, год назад, оказавшись в Киеве, ты писала, как удивилась, что пишется Хрещатик – начальная буква Х, даже фотку с названием улицы прислала. Сейчас на Крещатике много народа, строят баррикады, мостовые разрушены, исковерканы. Много сожжённых автобусов. Берегу фото– и видеотехнику. Писать буду коротко».

«Костик, в метро, на улицах, площадях, на Крещатике продают ландыши. Они намного крупнее подмосковных, и букеты большие, наших, наверное, будет пять-шесть. Везде дивный аромат, женщины идут с ландышами и улыбаются. Я сама себе подарила – тебя же нет со мной! Температура около двадцати, хотя только начало мая. Рядом с метро плакат с надписью: «Перемога!» Означает: «Победа!»

«Помнишь, ты писала о ландышах, каштанах, но то было в прошлом году, а сейчас, Маруся – дым, гарь от горящих шин, развороченные дороги, булыжники и мороз».