Галина Смирнова - Ледоход и подснежники

Она любила, когда это произведение исполнялось без голоса, только музыка – невыразимо, невыразимо нежная и бесконечно, бесконечно грустная.

Она стояла у окна, диск солнца только показался на горизонте, освещая и окрашивая небо во все немыслимые оттенки и цвета красного и жёлтого, и зеленоватого, и немного фиолетового.

Она смотрела на восход, но не радовалась великолепной картине, и слёзы текли по её щекам.

Так продолжалось уже две недели, каждое утро – «Вокализ», рассвет и он… он, который поступил с ней так жестоко.

Разве так можно? Неужели всё это было? За что, Господи?

Кофе опять убежал.

Слезинки скрипки капали и испарялись с раскалённой плиты.

«Я была радостна, я пела, танцевала, прыгала от счастья, я была воодушевлена, я хотела жить…»

Та сентябрьская ночь на берегу большого озера среди северных хвойных лесов была необычно тёплой и ясной.

Они разворошили стог сена, стоящий на поляне вблизи озера, постелили сухую душистую траву на тёплую землю и накрылись его большой телогрейкой.

Пахло свежестью близкой воды, сеном, хвойными ветками и сосновой смолой.

А над ними в Божественной красоте Мироздания распахнулось всё небо миллиардами звёзд, ярких, ослепительно недоступных, далёких и близких.

– Протяну руку, и звезда в моей ладони, – он обнял её, прижал к себе. – Ты – звёздочка моя ясная.

– Смотри, вспыхнула яркая, маленькая точка вот здесь, слева от Большой Медведицы.

– Я видел.

– Звезда упала, ещё, ещё… звездопад!

– Звездопад! Я загадал.

– И я загадала.

– пел певец.

«Прощай!» – рыдала скрипка, и музыка «Вокализа» лилась и неслась в небеса.

«Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» [3].

– Господи, Всемогущий, Премудрый и Всемилостивый, как быть, скажи!

И сказал Бог:

– Держи мою руку и взгляни мне в глаза! Я люблю тебя, я рядом, и я буду рядом с тобой всегда и везде, что бы ни случилось. Помни это и улыбнись!

«И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. [5]

И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.

И назвал Бог свет днём, а тьму ночью.

И был вечер, и было утро: день один».

Сквозь мрачные тучи слабо пробивалось солнце, поднявшийся ветер разорвал облака, и всё светлее становилось небо.

Солнечный луч улыбнулся и коснулся её лица…

Михаил с женой опаздывали на концерт.

В раздевалке торопливо скинули пальто, взяли номерки, бросили вежливое «спасибо» и побежали, уже звенел второй звонок.

У входа в Большой зал консерватории администратор посмотрела билеты:

– Партер, 18 ряд, места 19 и 20, пожалуйста, поспешите.

Места были рядом с проходом, и они потревожили только интеллигентного вида пожилую женщину.

– Извините, пожалуйста.

– Ничего, ничего.

Сели, отдышались.

На сцену входили музыканты в строгих чёрных костюмах, белых рубашках, украшенных галстуком-бабочкой, на ногах сверкающие до блеска ботинки. Они расселись, взяли в руки инструменты, поправили ноты на подставке.

«Пюпитр, – подумал Михаил и улыбнулся, – какое слово смешное».

В наступившей тишине дирижёр торжественно занял свое место, замер на мгновение, взмахнул волшебной палочкой, и взлетели звуки, и зазвучала, полилась вечная Музыка.

Это был концерт выпускников консерватории, зал был полон, многие пришли не только посмотреть на будущие звёзды, но и послушать, в который раз, известнейшие музыкальные произведения.

С «Весной» Вивальди журчали ручьи, и расцветали подснежники, улыбались одуванчики, и пели соловьи в черёмуховых рощах, обрушивалась охапками и сводила с ума белая сирень, цвели свадебные вишнёвые сады, и гуляли по небу, взявшись за руки, пушистые облака… Вечера были светлы, а лунные ночи прозрачны.

Михаил знал эту радостную, наполненную оптимизмом и гармонией музыку, и с удовольствием слушал её, что, однако, не мешало ему смотреть по сторонам.

Его место было вторым от прохода, справа сидела пожилая женщина, в очках, с седыми буклями на голове, вся в коконе роскошного павлопосадского платка с длинными кистями, слева сидела жена. Взгляд Михаила скользнул направо, через проход, бегло пробежал по рядам, коснулся милых косичек девочки подростка, сидевшей перед ним, и остановился на женщине с края предыдущего ряда.