Галина Смирнова - Ледоход и подснежники

В тот день к Нине Михайловне подошла её начальница с неожиданной просьбой заменить заболевшую гардеробщицу.

– Ниночка, только один вечер, ну выручи!

– Да я же расположения вешалок, номерков не знаю.

– Это так просто, пойдём!

Иногда бывают такие просьбы, что отказать просто невозможно.

Посетители стряхивали снег с шапок, шуб, пальто у входа в Консерваторию – на улице царила метель, белые хлопья снега валились с неба на притихший вечерний город как потоп.

Нина Михайловна быстро справилась с нахлынувшими посетителями, развесила одежду, потом присела отдохнуть – всё же зимние вещи тяжёлые.

Она задумалась: «Кто сегодня играет? А во втором отделении?»

Ей показалось, что кто-то прошёл в раздевалку, она встала, и тут на неё вышел высокий белобрысый парень, он нёс в руках шикарную женскую шубу.

– Добрый вечер, Нина Михайловна! Взял шубу жены, ей что-то нездоровится, домой пойдём, к сожалению. Вы что, не помните меня?

– Нет, – неуверенно произнесла Нина Михайловна.

– Я из мастерских, недавно устроился, а вас я хорошо знаю.

И парень исчез.

«Я не спросила, как его звать! – с тревогой подумала Нина Михайловна. – Господи, он и номерка мне не дал! Где же висела эта шуба?»

Она так разволновалась, стала ходить между вешалок, ничего не помнила, ничего, накапала сердечные капли, выпила, села на стул и стала ждать окончания концерта.

К ней подошла статная, хорошо одетая дама и протянула номерок.

Нина Михайловна отправилась к вешалке, но на данном номерке было пусто, она вернулась к женщине:

– Простите, на вашем номерке нет пальто.

– Какое пальто! Я вам сдавала шубу, дорогую шубу из норки. Как так? Вы ответите.

Потом была милиция, свидетели.

На суде Нина Михайловна как смогла описала высокого белобрысого парня, но такого в мастерских Консерватории не оказалось.

Адвокат был государственный, бесплатный, может быть, не очень старался.

Нина Михайловна стояла, опустив голову, и думала, что смотрит по телевизору знакомый детективный сериал, который скоро закончится.

Прокурор просил три года, но учли безупречное прошлое и дали два.

В женской колонии Нина Михайловна шила телогрейки, материал был толстый, работать с ним было с непривычки тяжело, на руках появились кровоточащие мозоли. Но потом постепенно и руки привыкли, и Нина Михайловна, кажется, приняла случившееся как должное.

Через год её навестила коллега по работе, сказала, что администратором ей уже не быть, но уборщицей в туалете, наверное…

– Хорошо, – тихо ответила Нина Михайловна.

Прошло ещё три месяца, до окончания срока оставалось немного, как вдруг Нину Михайловну вызвал начальник колонии – речь шла о досрочном освобождении.

– Вот ваши благодетели, поручители. Входите!

И в комнату вошёл… вошёл тот самый высокий белобрысый парень, который якобы работал в мастерской, а с ним совершенно незнакомая, ярко и вульгарно накрашенная женщина.

– Что с вами, Нина Михайловна? Вот вода, выпейте. Вы знаете этих людей?

Что она могла сказать? Что это тот парень, который унёс дорогую шубу? Разве были свидетели на её стороне?

– Извините, можно я выйду, что-то голова закружилась.

– Хорошо, поправляйтесь, завтра продолжим. Вас проводить?

– Нет, нет.

В отделении она упала на свою койку.

«Боже мой, мой Боже… чего они хотят, что задумали… вдруг заставят что-то делать… что-то ужасно плохое… кому сказать… как доказать… я не справлюсь… не справлюсь… как я устала, Господи…»

Она никуда не пошла, не пошла и на ужин, лежала, отвернувшись лицом к стене.

– Нина, чем-то помочь? Хочешь чая? Я свежий заварила, карамельки есть, – спросила соседка.

– Спасибо, полежу.

Окно перед койкой Нины Михайловны выходило на улицу, вечерело, падал снег, густой ярко-синий сумрак заплывал в комнату. Она смотрела на поднимавшуюся метель и слышала, слышала… отчётливо слышала Второй Концерт Рахманинова, и те же, знакомые до последней ноты, волны счастья и покоя поднимали и уносили её в тишину и далёкую, недоступную высь.

Утром соседка обнаружила, что Нина Михайловна мертва.

Её открытые глаза смотрели в окно, будто она услышала что-то.

Окна её квартиры на последнем этаже высокого дома выходили на восток.

Она просыпалась вместе с солнцем, шла на кухню, ставила один из любимых дисков и варила кофе, так начинался день.

Музыка была разной, но последние две недели звучала только одна – «Вокализ» Сергея Рахманинова.