Грэм Симсион - Триумф Рози

— Как там дела у Бланш?

— Считается, что мне с ней нельзя видеться, ты ведь помнишь? Так что откуда мне… Она мне иногда звонит. Она совершенно точно идет на будущий год в старшую школу. И Доув. Так что нас много. — Он рассмеялся. — Родители Бланш не разводятся, ничего такого. Ее мама говорит, что ее папаша такой из-за генов и… еще чего-то.

— Из-за среды, — произнес я. — В том числе и из-за воспитания. — Меня не обрадовало, что мои доводы используются в этом контексте.

— Ага. Короче, она говорит, что у него тогда вроде как резьбу сорвало и что такого больше не случится.

— Мне следовало бы поговорить с Алланной.

— Папаша Бланш это вряд ли одобрит. Что и понятно.

— А что, — проговорила Рози, — может, ты и прав. Твой папа и так сделал более чем достаточно.

Она осушила свой бокал.

— Но мне кажется, урок, который можно извлечь из папиного решения проблем, — такой: когда речь идет о людях, легкий выход есть далеко не всегда. Иногда нам нужно просто…

— …с грехом пополам довести дело до конца, — произнес я.

Рози засмеялась.

— Не то чтобы я была не согласна. Просто я не думала, что ты вообще употребляешь такие выражения.

— Напротив, такое доведение дела до конца — признанная методика решения проблем. Линдблом, пятьдесят девятый год.

— В общем, это мы и сделали. И мы это сделали как единая семья.

Это и была проблема, которую я чуть было не упустил из виду. Самая крупная из всех. Семейное единение. Сплоченность. Я счел, что на данном этапе мы достаточно сплочены, однако имеет смысл продолжать мониторинг, решение проблем и доведение дел до конца с грехом пополам.

Я включил автомат для приготовления эспрессо и осведомился у Лауры, не хочет ли она кофе. Ее потребность в кофеине, по-видимому, пересилила страстное желание сбежать от меня. А может быть, Лаура все-таки надеялась, что я отыщу решение. Собственно, я как раз пытался это сделать.

Я физиологически не хотел с ней работать. Когда меня использовал Джин (с куда меньшим ущербом), я разорвал с ним отношения. Это был поступок, совершенный под воздействием чувств, и я сознавал, что плохо принимаю решения, когда меня захлестывают эмоции.

Но я был ученым. И у меня был аутизм. В этом была моя сила. Мне требовалось как-то дистанцироваться от ситуации. Чего бы я хотел от себя, какого поступка? Был вопрос получше (ведь я провел шесть месяцев, размышляя над ним каждый день): какого поступка я бы хотел от Хадсона?

И тут меня осенило. Хадсон уже сталкивался с аналогичной ситуацией — с Голубиным предательством . Ему не удалось в должной мере понять сложности динамики взаимодействий между людьми, и его бесчувственное поведение (ставшее следствием этого непонимания) спровоцировало несоразмерно мощную реакцию, которая поставила под угрозу его будущее.

С помощью других он нашел решение. И как бы трудно и неловко мне ни было применять его сейчас, я не мог не признать, что в тот раз оно сработало.

Я протянул Лауре кофе.

— Мы оба налажали, — сказал я. — Нам надо оставить это в прошлом, потому что, когда злишься, злость заслоняет собою все.

— Легко сказать…

— Я не смогу выполнять свои профессиональные обязанности, если буду злиться. А следовательно, у меня высока мотивация исключать из своей жизни данную эмоцию. Если мне это не удастся, я уволюсь. От стыда.

— Это и есть ваше решение? Просто все забыть и пойти дальше?

— Если между нами возникнут какие-то значимые разногласия, мы сможем обсудить их. Как ученые. Рационально. Продолжая при этом свою работу по изменению мира.

Лаура покачала головой, но я диагностировал скорее озадаченность, чем отторжение, и подавил в себе порыв добавить еще какие-то аргументы.

Она допила кофе и поставила чашку.

— Ладно. Если вы это можете, значит, и я могу.

— И проблема решена?

Лаура засмеялась:

— Проблема решена.

Было бы настоящей катастрофой, если бы синдром Аспергера помешал Ласло внести вклад в разработку лекарства от рака; если бы материнский статус Рози стал причиной отстранения ее от проекта по изучению биполярного расстройства; если бы аутические черты Хадсона преградили ему путь в старшую школу, а затем — не позволили стать адвокатом и правозащитником, а затем, может быть (как предположил неизвестный зритель на кроссе), и премьер-министром, способным изменить систему. И если бы мы с Лаурой не смогли изменить мир, потому что не сумели преодолеть личные разногласия.

Я знал, что никогда не смогу понимать чувства окружающих с легкостью, которая якобы необходима, чтобы успешно справляться с проблемами межличностных отношений. Но я приложил все усилия в этом направлении, задействуя рациональное мышление, опыт и тяжело давшиеся мне знания о человеческом поведении. И этого оказалось достаточно.