– А ключ?
– Ключи, вообще, покупают. Хочешь, продам? Пятьсот рублей.
– Каха в РЭДе мне предлагал за триста.
– Я не знаю, что ты тут вообще делать собрался. – Замкнув дверцы, она повернулась к противоположной стене с туалетными кабинками. – Тряпки, ведра. – Отомкнула низенькую дверцу. – Пылесос там, – одним движением вздернула рольставень. – Пошли, покажу, где швабры.
Они устремились обратно через вагон, прошли купе проводницы.
– Всё понял? Два раза не объясняю.
Вернулись в купе. Сусанна запихала в рот оставшуюся половину сочня.
– Все-таки ключ.
– У Женьки попросишь. Он без ключа все открывает. Учти, в Рязани двадцать три минуты стоим. Я за тебя мешки таскать не буду.
– А спать?
– Ты наверх. Я люблю в окно смотреть.
– Света где будет спать?
– А она не будет. Проводники вообще сидеть должны всю дорогу. У нее там отдельное место.
Не стал спорить. Забрался наверх. Полка была коротка, промежуток между ней и потолком узок.
Зашла Света. Вполголоса внизу рассказывала Сусанне о женской доле и наглости пассажиров. Он помигал телефоном, заводя будильник.
Закрыл глаза и сразу открыл. Будильник жужжал.
Он спрыгнул с полки в темноте. Сусанна спала. Он решил разбудить ее, когда вернется из туалета.
Когда вернулся, она уже сидела, заплетала косу и зевала.
– Я схожу за ключом.
– Твои вагоны, – бросила вслед, – с девятого по двенадцатый.
Он прошел по вагонам до первого.
– Максимыч! – Женя уже убирал. – Доброе утро. Ну как тебе тут?
– Доброе. Хотел про ключ спросить.
– Тебе Сусанин не дал, что ли? У нее два. На, возьми мой. Потом только верни.
Он поблагодарил парня.
Обратно через состав. Сусанны не было видно.
Четыре вагона за два часа. По три туалета в каждом. Из корзин пышными букетами выпирала использованная туалетная бумага. Зеркала заляпаны. Но сами сортиры чистые. Только протереть насухо пол.
В двенадцатом вагоне туалет открывался картой. Он разбудил проводника, который долго не мог взять в толк, чего от него хотят. Наконец выдал ее.
– Туалетная бумага кончилась, – сказал он, возвращая карту. Проводник, беззвучно матерясь, стал одеваться.
Подарок. В мешках с мусором, когда он стал их пересыпать, оказалось полно выброшенных пакетов с железнодорожным сухим пайком. Он набрал штук шесть запакованных в полиэтилен круглых булочек, пять йогуртов, столько же шоколадных батончиков.
Он не мог представить себе человека, выбрасывающего шоколадный батончик. Жизненный опыт повысился.
Закусил прямо тут, у мусорки. Йогурты все пришлось выпить, в карманы не помещались. Остальное рассовал. Удобный комбинезон.
Разжился и парой стерильных зубных щеток.
На перроне было свежо и ясно.
Он стащил мешки в ящик. Остановился.
Вдалеке у первого вагона трое его коллег курили.
Он к ним не пошел.
Следующий выход, она сказала, в девять? Он взгромоздился на верхнюю полку и завел будильник. Поясница болела вполне терпимо.
Анастасия – значит «возвращающая к жизни».
. . .
– Ну как? Поплавал? О, да ты загорел!
– Только лицо. Четыре часа в комбинезоне просидел. Просто смотрел. А парни сгорели.
Без пятнадцати девять. Настя одна.
Она смотрела на него, сидя, снизу вверх, и улыбалась.
– Ну вот. А то я думала – горло мне перекусишь.
– Да я сам думал.
Он осмотрелся. – Мне бы переодеться. Форму сдать.
– Придется подождать. Кладовщика еще нет. Шмотки твои у него. А что – форма? Пусть у тебя будет. Ты же еще поедешь? Присядь, не стой.
Он сел. – Если честно… Не хотелось бы.
– Что не так? Компания не понравилась?
– Отличные ребята, – сказал он.
– Тогда – что? Ну расскажи, мне же интересно. Давно не ездила.
– Ты тоже убирала?
– Проводницей. Пять лет.
– Тяжелая работа, – сказал он. – Жалко их.
– Мне тоже. Так что ребята?
– Чёткие. Особенно один, Женя. Ну, ты же знаешь. Бабушкин всех обманул. Раньше, говорят, командировочные на руки выдавали.
– Половину. – Настя кивнула. – А что командировочные? Тысяча восемьсот, умножай на четыре дня. Получишь сразу за всё. У тебя денег нет? Могу одолжить.
– Не надо. Я еще с предыдущей не расплатился.
Что сказал?.. Оба смутились. Как Джим Моррисон и Нико.
– В общем, без денег, – заспешил он. – А у Женьки карта. И он всех кормил. В Адлере накупил в «Магните» два мешка еды. На обратном пути окорочка жарили. Я не знал, что в поезде можно.
– Можно. Там же микроволновки.
– Пересолил. – Он засмеялся. – Жрать невозможно. Все равно ели. Проводников угощали.
Читать дальше