Рут Хоган - Мудрость Салли

Песня Аретты Франклин «Кто кого меняет?» – музыкальное сопровождение бардака в моей спальне. Марк Болан уже покатался на белом лебеде, надел это и полюбил буги, а я все топчусь на месте. Это мой плейлист «для сборов на вечеринку», но обычно он не становится сигналом к куче одежды на кровати, напоминающей взрыв в прачечной. Хайзум обозревает происходящее портняжное столпотворение из дверей с озадаченным выражением на красивой морде.

Я швыряю очередной неподходящий наряд в кучу. Не сказать, что я нервничаю. Может, немного. Скорее я в нетерпении. Просто хочу сделать все правильно. Китти Мюриэль посоветовала мне одеться так, чтобы «сразить его наповал», и, уверена, она имела в виду нечто вроде конического бюстгальтера Мадонны, но это, скорее, лишит его глаза. «Его» – это олимпийца. Гидеона. И «он» пригласил меня вечером выпить, чтобы обсудить дела со страховкой. Надеюсь, это эвфемизм. Эдвард посоветовал не надевать платье, чтобы случайно не заправить его в трусы после туалета. Но потом он очень любезно добавил, что я всегда выгляжу «оригинально», в любом наряде. Уверена, это как раз был эвфемизм. Боно напоминает, что я по-прежнему не нашла, что искала. Ну да. Я просто хочу чувствовать себя удобно, выглядеть хорошо – вернее, сногсшибательно – и не замерзнуть по дороге в паб. Наконец я выбираю узкие черные джинсы, красный шелковый топ-кимоно (отголоски «Микадо») и красные байкерские ботинки. Обычно я беру с собой Хайзума. В местном пабе его все знают и очень ему радуются, но сегодня вроде как разведывательное свидание. Если вообще свидание. Может, олимпиец не любит собак, и если это так, свидание станет первым и последним. Одежда выбрана, теперь нужно попытаться сделать что-нибудь с волосами. Вверх, вниз или где-то посередине? После нескольких минут борьбы с непослушными кудрями я решаю просто оставить их в покое. Пока я проверяю перед зеркалом джинсы на предмет собачьих волос и зубы на предмет помады, Марвин Гэй обещает сексуальное исцеление. Леди Т. пришла бы в ужас!

– Итак, расскажи о себе что-нибудь, о чем я не смогу догадаться.

Олимпиец сидит напротив меня, он наклонился вперед и ждет ответа. Его близость мешает сосредоточиться.

– У меня есть очень большая собака.

Явный прогресс. До недавнего времени мой ответ на подобный вопрос на свидании обязательно касался бы Габриэля. «У меня был сын, но он умер», или «Я была матерью». Я никогда не вдавалась в детали, даже если спрашивали, но не могла от него отделиться. Не существовала как отдельная личность. Мне всегда казалось непочтительным не упомянуть его при первой возможности. К тому же это здорово разряжает обстановку. Но то была старая Маша.

Олимпиец улыбается.

– Ага, только я это знаю.

– Откуда?

Подозреваю Китти Мюриэль.

– Фло сказала, что нашла в именинном пироге собачий волос.

Кошмар. Я представляю, как Леди Т. прикрывает от отвращения рот носовым платком. Заметив ужас на моем лице, олимпиец меня жалеет.

– Шучу! Фло угостила меня пирогом, очень вкусный. А про собаку рассказала Китти Мюриэль. Хайзум, верно?

Он явно отнесся с большим вниманием.

– Что еще она тебе рассказала?

Он откидывается на спинку стула и широко улыбается. Поразительно белые зубы.

– Немногое. Сказала, если я хочу знать больше, то должен спросить сам, – он делает глоток вина. – Но она сообщила, что ты свободна.

Я молча благодарю Бога – и Китти Мюриэль. Но теперь моя очередь.

– А как насчет тебя? Расскажи что-нибудь, о чем я не догадаюсь.

После короткого раздумья он отвечает:

– Я был спасателем на воде.

Я вспоминаю сильные, мускулистые руки и ноги, рассекающие воду, и его плавки в стиле Дэниела Крейга.

– Об этом я могла догадаться. Ты прекрасный пловец.

Я хочу поцеловать тебя. Черт. Надеюсь, я не произнесла это вслух.

– Ну, я пробыл спасателем недолго. Это была летняя подработка во время учебы в университете. Но это всегда отличный способ произвести впечатление на дам.

– Чтобы завоевать меня, прекрасного кроля маловато.

Он смеется.

– Так я и думал.

Я наслаждаюсь вечером. С ним легко, и удивительная физическая привлекательность не испортила его надменностью, как это часто бывает.

– Продолжай. Что еще можешь предложить? – поддразниваю я.

– Ну, я фотограф и могу тебя запечатлеть.

Моя гримаса явно выражает отсутствие энтузиазма, и он смеется.

– А еще я умею это.

Его руки и пальцы двигаются так быстро, что это напоминает судорогу. Может, у него синдром Туретта. Он повторяет действия, теперь медленнее.