Рут Хоган - Мудрость Салли

Потом поворачивается ко мне и улыбается.

– Это подарок, – поясняет она. – Люди думают, что маленькие сокровища любят только сороки, но вороны тоже. Они часто приносят мне всякую всячину: пуговицы, ленточки, пробки от бутылок. Видимо, благодарят за хлеб.

Я откидываю голову и наблюдаю, как большие пушистые облака плывут по ровному синему небу, как ватные галеоны. На грозу сегодня надежды нет.

Чуть позже я каким-то образом чувствую, что меня разглядывают. Поднимаю взгляд и понимаю, что Салли пристально рассматривает мое лицо.

– Ты потеряла радость.

Она говорит это просто, словно речь о перчатке или еще каком-то простом предмете, но я сразу чувствую, как в глазах проступают слезы. Я так стараюсь измениться, отпустить скорбь, которая меня калечит. И иногда получается. Но скорбь нелинейна. Она возвращается неожиданно, от определенных запахов, видов или звуков, и в некоторые дни я по-прежнему чувствую, будто мой мир – как расползающееся по швам лоскутное одеяло. Но откуда она знает? Как поняла, что порой я просыпаюсь в холодном поту по ночам, потому что еще чувствую перья в руках и ярость от того, что ничего не могу сделать и никого наказать, что я ужасно боюсь состариться в одиночестве, завися от доброты чужих людей? Неужели она видит, что, несмотря на все потуги измениться, я боюсь, что мне не хватит сил? Что смерть сына, в конце концов, лишила меня жизни? Кажется, Салли видит очень многое, недоступное остальным. Она ждет моего ответа, но у меня нет слов. Я киваю.

Салли продолжает ждать. Ее молчание просит объяснений, но я не знаю, много ли смогу объяснить. Я смотрю в пустоту.

– Мой малыш, Габриель. Он утонул. Умер.

Какое-то время она сидит молча, отдавая моим слова должное уважение, но потом отвечает, с бесконечной нежностью:

– Но ты-то нет.

– И чувствую невыносимую вину, что еще жива! – зло восклицаю я. Давно невысказанная правда, первопричина моего вечного траура и якорь, приковавший меня к скорби. – Разве я заслуживаю быть счастливой, раз позволила ему умереть?

Салли берет меня за руку.

– Габриель был счастливым мальчиком?

Я вспоминаю его охотную улыбку и постоянный смех.

– Он бы хотел, чтобы ты грустила?

Он ненавидел, когда я плакала. Если я плакала, он тоже плакал.

– Он любил тебя?

Я вспоминаю все объятья, все ласки и его мокрые поцелуи в щеку.

– Что бы Габриель хотел, чтобы ты сделала?

Ответ приходит моментально, словно из ниоткуда.

– Он бы хотел, чтобы я танцевала.

Я поверить не могу, что сказала эту глупость вслух, но Салли просто улыбается и кивает. А потом я вспоминаю, как он покачивался на своих неуверенных пухлых маленьких ножках, визжа от восторга и хлопая в ладоши. Каждый раз, когда он слышал любимую музыку, он начинал танцевать, но больше всего он любил, когда я танцевала с ним вместе.

– Мама, танцуй! – командовал он, протянув ко мне ручки.

Пожалуй, это не так уж глупо. Словно Салли задавала вопросы, заранее зная ответы. И вдруг она встает и начинает напевать какую-то смутно знакомую мелодию. А потом начинает танцевать. Я не знаю, плакать или смеяться, когда она берет меня за руки и поднимает, чтобы танцевать вместе. Мы с местной чудачкой вальсируем по кладбищу под «Жизнь в розовом свете». Салли смотрит на меня и улыбается.

– Когда для кого-то из твоих любимых умолкает музыка, ты не прекращаешь танцевать. Ты танцуешь дальше и для них тоже.

Мы снова садимся на скамейку, Салли немного сбилась с дыхания. Она залезает в карман, достает носовой платок и осторожно разворачивает его. Внутри лежит маленькое, изящное золотое кольцо – на нем выгравированы цветы и инициалы, слишком мелкие, чтобы я смогла прочитать. Салли протягивает его мне.

– Это моей мамы, и я хочу отдать его тебе, потому что ты помогла мне. Я очень долго его искала и наконец нашла. И держала в кармане, пока снова не встретила тебя.

– Спасибо.

Я надеваю кольцо на мизинец. Не знаю, танцы ли тому виной, кольцо или компания, а может, все вместе, – но мне становится легче.

– Мне пора возвращаться. Хайзум ждет прогулки.

– Твой пес. Огромный, здоровый, волосатый кобель.

– Он самый.

Мы вместе спускаемся с холма, проходя могилу малышки Мэри. Когда мы поворачиваем к воротам, я останавливаюсь и поднимаю маленькое белое перышко, лежащее на траве. Я делаю это машинально. Когда-то давно я прочитала, что белое перо – признак ангела. Глупо, конечно, но я продолжаю их подбирать. Так делал и Габриель.