Рут Хоган - Мудрость Салли

Напротив двери – большой открытый камин с блестящими зелеными и синими изразцами и резным деревянным обрамлением. Над ним большая репродукция в раме: девушка во вздымающемся на ветру платье и широкополой соломенной шляпе выгуливает на поводке двух грейхаундов. На заднем плане виднеются холмы и светло-голубое небо с пышными кремовыми облаками. Это знаменитая картина Чарльза Веллингтона «Диана в горах», и она никогда мне не надоест. За рабочим столом я сижу на довольно потрепанном вращающемся стуле, а еще в кабинете стоят два удобных кресла с высокой спинкой и мягкий диван. На маленьком круглом столике между диваном и одним из кресел стоит коробка с бумажными салфетками, кувшин воды и стакан. А в нижнем ящике моего стола лежит бутылка водки.

Жужжит интерком, и Хелен сообщает о приходе моего первого клиента. Люди приходят ко мне по абсолютно разным причинам. Некоторым я даже помогаю справиться с тяжелой утратой. Это самые непростые клиенты. Потерпев сокрушительное поражение в работе с собственной потерей, я чувствую себя словно толстый диетолог или мозговой хирург-амбисинистр (слово дня – человек, который не владеет ни правой, ни левой рукой ). Я словно избитое, но правдивое клише, как строитель, который никак не может перестроить собственную кухню, или парикмахер, у которого вечно нет времени уложить собственные волосы. Сегодня я принимаю Эррола Гринмана, и моя единственная проблема с ним – пытаться сохранить серьезное лицо. Я открываю ему дверь, он заходит и устраивается на мягком диване. На нем, как обычно, простая серая рубашка, расклешенные джинсы и жилет, который, похоже, связала ему мама. Эрролу сорок три года, он по-прежнему живет с родителями, и у него никогда не было женщины. Или мужчины. Или друга. Он собирает куклы «Экшн Мэн» и посещает съезды их любителей. Ест еду только белого, красного или коричневого цветов и никогда не мешает эти два типа на одной вилке. Но самое удивительное, что Эррол посещает меня вовсе не по этим причинам.

– Итак, Эррол, расскажи мне: как прошла неделя?

Эррол вздыхает и качает головой.

– Ужасно. Это происходило каждую ночь. Я так изранен, что едва хожу, и боюсь, что обо всем узнают родители. Они придут в ужас!

Когда он говорит, в уголках его губ появляются две похожих на творог капли слюны, которые растягиваются, как струны, когда он открывает рот.

Я ободряюще киваю и прошу его продолжать.

– Я уже задумываюсь, что мне стоит приковывать себя перед сном наручниками к кровати, – трагично заявляет он.

Я прикусываю нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку, которая грозит саботировать мой профессионализм.

– Ну, возможно, это поможет. Но не уверена, что могу это посоветовать. Расскажи, что именно случилось.

– Все как обычно. Всегда одно и то же. В десять вечера я пью молочный коктейль, ложусь в кровать, читаю пятнадцать минут и выключаю свет. А потом понимаю, что они забирали меня, делали ужасные, неописуемые вещи, и просыпаюсь в коридоре, на кухне или в ванной. Когда-нибудь они оставят меня в саду или вообще не вернут!

– А почему ты считаешь, что они делали с тобой ужасные вещи?

Эррол принимает кокетливый вид и театрально заламывает руки.

– Синяки. Они ужасно болят и появляются во время сна. А ночью во вторник, когда я проснулся, – он переходит на шепот, – у меня была мокрая пижама.

В этот момент я вынуждена отвести взгляд и сделать вид, будто я что-то записываю. Мне действительно жаль бедного Эррола, честное слово, но ему очень сложно помочь. Его мать подтвердила, что Эррол получает синяки, натыкаясь в темноте на мебель. Я говорила с ней с его разрешения (при условии, что я не буду вдаваться в подробности его проблемы), и она рассказала мне, что он делал так с тех пор, как был маленьким мальчиком. Но очень тяжело помочь хроническому лунатику, который настаивает на том, что он не ходит во сне, а его похищают инопланетяне. Я могла бы предложить установку камер наблюдения, которые докажут Эрролу, что в своих ночных путешествиях он заходит не дальше прихожей родительского дома, не говоря уж об открытом космосе. Но я подозреваю, что похищения инопланетянами, пусть даже вымышленные, – самое увлекательное, что происходит в его жизни, и будет довольно жестоко его этого лишить, пока он не найдет какую-нибудь не менее увлекательную замену. Непростая у меня работа.

В такие дни мне хочется быть Дианой в горах.

Хайзум со счастливым видом несется ко мне по парку, сжимая в зубах что-то красное. С заносом останавливается, едва не ударяясь об меня, и продолжает добивать добычу у моих ног. Это шерстяная шапка Салли. Я взволнованно оглядываю парк, высматривая ее неряшливую фигуру, и вижу группу подростков, столпившихся возле пруда, – они смеются и толкают невидимую мне жертву, но я сразу понимаю, что это Салли. Я хватаю Хайзума и несусь к ним (скорее вождь Аттила, чем Диана в горах). Их пять человек: мальчишки примерно пятнадцати лет в низко сидящих джинсах, толстовках с капюшонами и уродливых кроссовках. Салли нерешительно стоит в центре их отвратительного круга, с красным лицом, онемев от гнева. Ее руки наносят беспорядочные удары и шлепки, но молодые противники с легкостью от них уклоняются.